Изменившийся человек

— Перестанет, — говорит Винсент. — Не волнуйтесь. Макс — парень стойкий.

Бонни улыбается, и Винсент улыбается в ответ. Они обсуждают ее сына. Но почему ей кажется, что они флиртуют? Тот, кто говорит о ее ребенке, становится более притягательным, впрочем, возможно, такое может прийти в голову только женщине. Бонни давно уже ни с кем не флиртовала, она уже позабыла, каково это. Наверное, и сам ритуал изменился с тех пор, как она вышла замуж. Она флиртует с Винсентом в приемном покое? Не самое романтичное место. Но получается романтично. Вот поэтому устраивают телешоу в приемном покое. Впрочем, Бонни едва ли думает о том, где она. Картинка словно не в фокусе, четко она видит только Винсента. Да, так и бывает, когда кто-то тебе нравится. Но самое невозможное — из области фантазий — то, что Винсент с ней заигрывает. Вернись на землю! Ты же Бонни. С дряблыми руками. Мать-одиночка с двумя сыновьями.

Винсент спрашивает:

— Там, на ужине, было совсем ужасно? Вы подумали, что я умираю?

— Нет, — говорит Бонни, — не совсем. То есть да, я была в ужасе.

Естественно, она перепугалась. Винсент потерял сознание на сцене. А он ее друг. Кажется, теперь она может так сказать. Разумеется, она беспокоилась. Друг попал в беду. Винсент уже неплохо ее знает, понимает, что ее все путает. Так почему Бонни чувствует себя так, словно призналась в чем-то важном? Она ни за что не скажет ему, как поняла, что он ел орехи, но не попыталась спасти его. Да и что ей было делать? Пойти и утащить его со сцены?

А не может ли быть, что она самую чуточку влюблена в Винсента? Вот это Бонни совсем ни к чему. Наверное, поэтому ее подсознание, которому все уже известно, решило попридержать эту информацию до максимально неподходящего момента. Почему сейчас? Она думала, он умрет. Винсент — поразительный человек. Он сегодня произнес замечательную речь. Он рисковал своей жизнью ради идей, которые прямо противоположны всему, что он исповедовал раньше. Все им восхищаются. Сам Ларри Тикнор хочет произвести на него впечатление. Журналисты «Нью-Йорк таймс» с ним кокетничают. А он разговаривает с Бонни о ее мальчишках. Конечно, она это замечает.

— Эй! — Винсент машет перед ее лицом рукой. — Что с вами?

Он развернулся к ней — насколько позволяет глубокое пластиковое кресло. И вдруг все мысли Бонни занимают его колени, ее колени, его руки, ее руки, она понимает, что забыла обо всем — о том, что Винсента могут вызвать, о Тикнорах, о Мейере и Айрин — обо всем, что должна помнить.

— Все нормально. — Бонни не смеет на него взглянуть. Ее беспокоит только то, что из-за кондиционера у нее руки в жутких мурашках. — Кажется, я очень испугалась. А вы не думали, что можете умереть?

— А я умирал, — говорит Винсент. — Но мне надо было все оттянуть. Успеть закончить. Вся речь была у меня в голове. Мне очень хотелось ее произнести. Это как бороться со сном, когда ведешь, дико усталый, машину. Если очень надо — все получится. Слушайте, я хочу убрать свои татуировки. Как вы думаете, можно спросить об этом врача?

Винсент про врача в приемном покое? Вряд ли это тот человек, который знает, как снимать лазером татуировки, но Винсент, их ребенок-дикарь, об этом и не догадывается. Он только знает, что идет к врачу. Бонни чувствует прилив нежности и заботливости, она тронута, а еще гордится собой — потому что он решил убрать татуировки. Она полагает, что это как-то связано с ней. С Мейером, разумеется, тоже. Но она не может не думать, что в желании Винсента убрать с тела свидетельства о прошлой жизни есть и ее заслуга. Привязанность. Это слово успокаивает Бонни. Ничего больше в этом нет и не будет.

— Правда хотите? — Бонни в ужасе от собственного голоса — тихого, робкого, совсем девичьего. Точка равновесия между ними сместилась непонятно куда.

Давно медсестра вызывает Винсента?

— Винсент! — говорит Айрин. — Вы живы?

Винсент и Бонни вскакивают.

* * *

— Вы, наверное, совсем вымотались, — говорит Бонни. — Я вот даже в замочную скважину попасть не могу.

Винсент, по идее, должен с ног валиться. Сейчас четыре часа утра, и ночь у него выдалась очень непростая. Но почему-то, может, после укола эпинефрина, он на таком взводе, что ни посещение больницы, ни долгая дорога домой на нем никак не сказались.

Винсент и Бонни входят в дом осторожно — как гости, ждущие, что хозяева пригласят их пройти. Винсент совершенно не торопится в свою комнату, прокручивать в голове все события дня.

Тут Бонни хозяйка. Пусть она решает. Бонни идет на кухню. Винсент, чуть помедлив, следует за ней.

— Хотите чего-нибудь? — спрашивает Бонни. — Чашку чая? Воды?

— С удовольствием, — отвечает Винсент. — То есть мне бы воды.