Изнанка

Пространство над пустошью всколыхнулось. Послышался шорох, словно миллионы жуков скребли лапками по огромному листу железа. В окнах зелёного дома показались лица Марины и Капельки. На крыльцо вышел Валерий, вглядываясь вдаль, он нервно теребил пуговицу клетчатой байковой рубашки. В спальне во сне громко застонала баба Шура. В доме Прапора, в большой картонной коробке закричала галка. Птица заметалась, хлопая крыльями, но взлететь у неё не получалось.

— Что? Что такое? — встревожился Прапор. Он только-только задремал, но крик птицы его разбудил. А потом он услышал шорох.

Воздух над пустыней дрожал. Бледное светило походило на глаз огромной рыбины, застывшей в мутной воде.

— Это что ещё за дерьмо? — просипел Борис. Он вопросительно посмотрел на Виталия, словно тот знал ответы на все загадки.

Шорох стал громче. Чёрный песок начал двигаться — медленно, но неумолимо. Метр за метром он сужал периметр, как будто бы пожирая всё на своём пути. Исчезало поле с осенней травой, пруд. Вагоны на исковерканной железной дороге словно бы таяли в пространстве, как тот заключённый во дворе тюрьмы, о котором рассказывал Виталий. С домами, оградами, хозяйственными постройками происходило то же самое. Казалось, все объекты, к которым прикоснулся чёрный песок, просто вычёркивались из пространства. С высоты птичьего полёта это было похоже на затопление небольшого круглого острова тёмными водами океана.

Борис с Виталием глядели на всё это с ужасом. Они оцепенели, не в силах сдвинуться с места. Впрочем, страх и безысходность были в глазах у всех, кто сейчас наблюдал за продвижением песка, в побледневших лицах как в книге читалось: это всё, конец!

Исчезла небольшая рощица — словно нечто невидимое, но неимоверно прожорливое съело дерево за деревом. Растворился в воздухе алтарь с иконами и свечами, который установили перед крестным ходом. Накренялись и будто бы ныряли в пустоту телеграфные столбы с обрывками проводов. Чёрный прилив поглотил стройные ряды клёнов возле отрезка шоссе, граничащего с железной дорогой. По аккомпанемент монотонного шороха исчезали стены домов, мебель, крыши…

А потом всё застыло. Песок снова стал недвижим, но он сделал своё дело — сузил территорию людей с полутора километра, до одного.

Прошло не менее минуты, прежде чем Виталий решился произнести:

— Это… Это было… — его голос был слаб, словно пустыня вместе с территорией сожрала и все его силы. — Это было, как приближение смерти.

Он посмотрел устало на Бориса, а потом опустил голову и, пошатываясь, вошёл во двор, проследовал мимо ошарашенного Валерия и скрылся в доме.

Борис остался стоять возле скамейки. В голове пульсировали и набухали слова Виталия: «Это было, как приближение смерти…» Теперь пустыня уснула, точно сытая хищная тварь. Но в её обманчивой безмятежности сквозило обещание скоро пробудиться и продолжить своё жестокое дело.

Сглотнув сгустившуюся во рту слюну, Борис ощутил, как спадают ледяные оковы оцепенения, услышал стук собственного сердца. Он посмотрел на свои дрожащие руки, поморщился и сжал ладони в кулаки так крепко, что костяшки побелели. Когда Борис глядел, как надвигается чёрный песок, у него была одна мысль: «Это край! Пустыня победила». Но теперь он думал о том, что в запасе есть ещё день. Хотя бы день, на большее пока не загадывал. И, как ни странно, у него оставалась надежда, он не ощущал себя приговорённым к смерти, над которым уже навис топор палача. Что это? Борьба тронутого безумием рассудка с отчаянием? Возможно. Но лучше так, чем никак. А «никак» в сложившихся обстоятельствах, это значит сломаться. Борис понятия не имел, чем дальше будет подпитывать огонёк надежды, но он постарается найти топливо. Будет искать его в глазах Капельки, Марины, Виталия и Валерия с Вероникой. Будет искать его в желтизне ещё не опавшей листвы и в той птице, о которой заботится Прапор. В сделанных Кириллом крестах…

Будет искать. Иначе…

Иначе — никак.

Иначе — чёрная пустыня победит.

«Пластмассовый мир победил,
Макет оказался сильней.
Последний кораблик остыл,
Последний фонарик устал.
А в горле сопят комья воспоминаний…»

Иначе для него, для Бориса, песня Егора Летова станет пророческой.

Скрипнула дверь. Борис оглянулся и увидел, как из дома вышел Виталий с бутылкой в руке. С поникшими плечами тот спустился с крыльца, пересёк двор и скрылся в маленьком аккуратном сарайчике.

— Чёрт бы тебя побрал, Виталя, — проворчал Борис.

Он тяжело вздохнул и направился в хозяйственную постройку. Валерий всё ещё стоял во дворе с растерянным видом, глядя на сдвинувшийся периметр.

Борис зашёл в сарайчик. Виталий сидел на дощатом полу в углу помещения и отсутствующим взглядом смотрел на бутылку в своей руке. На стене висели велосипедная рама и колёса, на полках и оббитом линолеумом столе лежал различный хлам. В единственное окно проникал тусклый свет.

Постояв несколько секунд в задумчивости, Борис уселся на пол рядом с Виталием. Спустя минуту нарушил тишину: