Изобилие. Будущее будет лучше, чем вы думаете

Многие считают, что вопрос, как эффективнее всего улучшить наши урожаи, сводится к бинарному выбору: применять ГМО (генетически модифицированные организмы) или не применять. Честно говоря, этот вопрос перед нами уже не стоит. В 1996 году в мире 1,7 миллиона гектаров было отведено под урожай, выращенный с помощью биотехнологий,[314] к 2010-му это число подскочило до 148 миллионов гектар. Это увеличение площади в 87 раз делает генетически модифицированные семена (genetically engineered seeds, GE) наиболее быстро распространяющейся зерновой технологией в истории современного сельского хозяйства. Иными словами, беспокоиться уже поздно – эта лошадка давно сбежала из стойла.

Однако представление о том, что применение ГМО – это «франкенштейнов грех» против природы, на самом деле просто смехотворно. Противники ГМО исходят из предположения, что в сельском хозяйстве в принципе есть что-то естественное. Но каким бы идиллическим ни казалось нам земледелие, на самом деле оно представляет собой всего лишь затянувшиеся на 12 тысяч лет поиски способа оптимизировать наш обед.[315] Вот как это объясняет Мэтт Ридли:

Уже почти по определению все культурные растения «генетически модифицированы». Это чудовища-мутанты, способные производить неестественно огромные голые (то есть удобные для обмолота) зерна или тяжелые сладкие плоды; выживаемость этих растений зависит от человеческого вмешательства. Морковь имеет оранжевый цвет только благодаря выведению мутантного сорта – что, вероятно, было проделано в Голландии не раньше XVI века. Бананы стерильны и неспособны давать семена. Пшеница имеет три цельных диплоидных (двойных) генома в каждой клетке, которые произошли от трех видов дикой травы, и в качестве дикого растения просто не может выжить (в природе сегодня не встречается дикая пшеница).

История сельского хозяйства – это история человеческого вмешательства в ДНК растений. В течение очень длительного времени предпочтительным методом была гибридизация (межпородное скрещивание), но затем появился Мендель со своими горошинами. Как только мы начали понимать, как работает генетика, ученые стали пробовать самые дикие технологии с целью вызвать искусственные мутации. Мы погружали семена в канцерогены и бомбардировали их радиацией (в том числе и внутри ядерных реакторов). Сейчас существует больше 2250 таких мутантов – почти все они имеют сертификат «органический».

С другой стороны, технологии ГМО позволяют нам более точно настроить наш поиск новых свойств растений. Впервые в истории растениеводства инструменты генной инженерии позволяют нам понимать, что же, собственно, мы делаем. И это серьезное отличие. Именно из-за этого поднялась вся суматоха: из-за радикального изменения качества и количества информации, доступной нам, из-за перехода от эволюции естественного отбора к сознательно направляемой эволюции.

При этом нельзя утверждать, что за пределами биоинженерных технологий сейчас не разрабатываются интересные техники оптимизации производства зерна. Институт земли (Land Institute) в штате Канзас[316] пытается превратить пшеницу и кукурузу из однолетних растений в многолетние. Результаты могут быть фантастическими. Естественные экосистемы гораздо лучше управляемых человеком сельскохозяйственных систем справляются с превращением солнечного света в живую ткань. Многолетние растения – и главным образом поликультурные многолетники (имеется в виду смесь многолетников, растущих рядом) – поддерживают эти экосистемы. У таких растений длинные корни и сложное строение, что делает их устойчивыми к разным погодным условиям, к насекомым-вредителям и к болезням; также они способны произвести больше биомассы на гектар, чем одомашненные виды, не требуя при этом применения ископаемых видов топлива и не истощая ни почву, ни водные горизонты.

Проблема заключается в том, что на это нужно время. Институт Земли предполагает, что эти многолетники станут приносить урожай (и прибыль) лишь через двадцать пять лет. А генно-модифицированные культурные растения у нас уже есть.