К востоку от Эдема

Сэмюэл представил ее лицо с широко посаженными глазами, изящно вырезанными ноздрями, маленьким ротиком… такие не в его вкусе, но все равно выглядят прелестно. Миниатюрный, четко очерченный упрямый подбородок… И снова глаза… Пожалуй, в них застыл холод. Значит, причина кроется в глазах. Шаг за шагом он приближался к истине. Глаза Кэти ничего не выражали, в них нельзя прочесть ни одного присущего людям чувства. В них скрывается пустота. У человека таких глаз не бывает. Глаза миссис Траск воскресили смутные воспоминания, расплывчатую картину времен детства. Сэмюэл лихорадочно рылся в памяти, и вдруг все прояснилось само собой.

Образы прошлого обрели яркие краски, вновь зазвучали громкие голоса возбужденной толпы, и Сэмюэл увидел себя маленьким мальчиком, которому приходится вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до отцовской руки. Вот он идет по булыжной мостовой Лондондерри, увлекаемый веселым круговоротом большого города, единственного, который довелось увидеть за короткую жизнь. В Лондондерри устроили ярмарку с кукольными балаганами и лотками со всевозможной снедью. Прямо на улицах смастерили загоны для коров и овец, которых продавали, обменивали и выставляли на аукционы. Среди всеобщей суеты бросались в глаза и манили красотой палатки с яркими безделушками и игрушками, которые маленький Сэмюэл уже считал своими, поскольку отец его был человеком веселым и щедрым.

Вдруг толпа всколыхнулась подобно бурной реке, и мощный поток подхватил отца и сына и понес по узкой улочке, словно две щепки. Со всех сторон напирала людская лавина, и малыш едва за ней поспевал, отчаянно перебирая ногами. Улочка вывела на площадь, где у серой стены какого-то здания возвышалось бревенчатое сооружение, с которого свисала толстая веревка с петлей на конце.

Увлекаемые толпой, они неумолимо приближались к серой стене, а в памяти звучали слова отца: «Такое зрелище не для детей, да и взрослым смотреть непотребно». Отец тщетно пытался проложить дорогу локтями и выбраться из людского потока. «Ради всех святых, выпустите нас! Ведь со мной ребенок!» – в отчаянии бормотал он.

Но мощная волна с упорным безразличием толкала их вперед. Сэмюэл поднял голову, чтобы рассмотреть непонятное сооружение. На помост взобралось несколько человек в темных одеждах и такого же цвета шляпах. Среди них стоял золотоволосый мужчина в темных штанах и голубой рубашке с расстегнутым воротом. Сэмюэл с отцом оказались так близко к помосту, что мальчику пришлось поднять голову, чтобы следить за происходящим.

Создавалось впечатление, что у Золотоволосого нет рук. Он обвел глазами толпу, а потом посмотрел вниз, встретившись взглядом с Сэмюэлом. Глаза Золотоволосого ничего не выражали, зияя пустотой. У людей таких глаз не бывает.

Вдруг на помосте началось движение, и отец, обхватив голову Сэмюэла обеими руками, закрыл мальчику уши. Сильные руки крепко прижали лицо к черному парадному отцовскому сюртуку. Теперь, несмотря на все усилия, Сэмюэл не мог пошевелить головой и видел краешком глаза лишь узкую полоску света, а до слуха доносился приглушенный рев толпы. А еще мальчик слышал, как гулко стучит сердце в груди отца. Руки и плечи у него напряглись, дыхание стало частым, потом, сделав глубокий вдох, он на мгновение замер, и Сэмюэл почувствовал, как сильно дрожат отцовские руки.

Сэмюэл вспомнил, что было дальше, и перед глазами возникла еще одна яркая картина, повисшая в воздухе, прямо перед мордой Акафиста. Обшарпанный стол в пивной, громкие голоса и смех. Перед отцом стоит оловянная кружка с пивом, а перед Сэмюэлом – чашка горячего ароматного молока с сахаром и корицей. Губы у отца почему-то синие, а в глазах застыли слезы.

– Знал бы, ни за что бы тебя туда не повел. Неподходящее зрелище для нормальных людей, а уж для ребенка и подавно.

– Но я ничего не видел, – пискнул Сэмюэл. – Ты же пригнул мне голову.

– Вот и хорошо, что не видел.

– А что там происходило?

– Что ж, придется тебе объяснить. Там казнили мерзкого человека.

– Золотоволосого?

– Да. И не стоит о нем жалеть. Его следовало убить. Он совершил столько страшных преступлений, на которые способен разве что изверг рода человеческого. И печалит меня не то, что его повесили, а что люди устроили из казни веселое представление, когда подобные деяния должны вершиться втайне, а не выставляться на всеобщее обозрение.

– Я видел Золотоволосого. Он смотрел прямо на меня.

– Тем более следует возблагодарить Господа, что он избавил нас от этого чудовища.

– А что он совершил?

– Его преступления чудовищны, и рассказывать о них не стоит.

– Ни у кого не встречал таких странных глаз. Словно у козы.

– Допивай-ка лучше молоко, а потом я куплю тебе палочку с лентами и длинный серебряный свисток.

– А блестящую коробочку с картинкой?

– Ладно уж, куплю. Пей молоко и больше ничего не клянчи.

Вот какие воспоминания откопал Сэмюэл в покрытом толстым слоем многолетней пыли прошлом.

Акафист, спотыкаясь о камни, преодолевал последний холм, с вершины которого была видна лощина и ранчо Гамильтонов.