Как говорить, чтобы подростки слушали, и как слушать, чтобы подростки говорили

За неделю, последовавшую за занятием, на котором мы обсуждали альтернативы наказаниям, несколько человек применили новоприобретенные навыки на практике и потом отчитались в результатах перед группой.

Первую историю рассказал Тони о своем 14-летнем сыне Поле.

Тони

Запыхавшиеся Пол и его друг Мэтт подбежали к дому, изо всех сил сдерживая смех. Я спросил: «Что у вас произошло, ребята?» «Ничего», — ответили они, переглянулись и расхохотались. Потом Мэтт прошептал что-то на ухо Полу и убежал домой.

«Чего, черт возьми, он велел тебе мне не говорить?» — спросил я Пола. Он не ответил. Тогда я сказал: «Просто расскажи мне правду. Я не буду тебя наказывать».

В конце концов я все-таки вытащил из него информацию. Оказалось, что они с Мэттом поехали на велосипедах искупаться в местный общественный бассейн, но было поздно, и он уже закрылся. Тогда они подергали все двери, нашли незапертую и пробрались внутрь. Потом включили все освещение и начали буянить, носиться вокруг бассейна, сшибая шезлонги и кидаясь подушками… и некоторые из них побросали прямо в воду. Все это показалось им ужасно веселым приключением.

Парню повезло, что я обещал его не наказывать… Поверьте, когда я услышал, что он натворил, у меня было нестерпимое желание выдать ему по полной программе: лишить карманных денег, отобрать компьютер, посадить под домашний арест на неопределенный срок — в общем, сделать все что угодно, чтобы только стереть с его лица эту идиотскую улыбку.

Я сказал: «Послушай-ка, Пол. Это совсем не шутки… То, что вы сотворили, имеет конкретное название: это называется вандализм».

Он покраснел. А потом заорал: «Вот видишь, я же знал , что тебе не надо было ничего говорить. Я  знал , что ты раздуешь из этого целую историю. Мы не ничего оттуда не украли и даже не написали в бассейн».

«Что ж, с этим вас можно только поздравить, — сказал я, — но, Пол, это очень серьезная история. Куча народу в нашем городе вкалывала изо всех сил, чтобы собрать денег и построить для своих семей этот бассейн. Это — их гордость, и они тратят много сил, чтобы следить за ним и поддерживать в нем порядок. Кстати, именно в этом бассейне ты научился плавать».

«Чего ты добиваешься? — спросил меня Пол. — Чтобы я почувствовал себя виноватым?»

«Именно так, — сказал я, — потому что ты поступил плохо и теперь тебе надо постараться все исправить».

«Чего ты от меня хочешь?»

«Я хочу, чтобы ты пошел обратно в бассейн… прямо сейчас … и разложил там все, как было».

«Прямо сейчас?!.. Господи, я же только что домой пришел!»

«Да, прямо сейчас. Я тебя отвезу на машине».

«А как же Мэтт? Это же все он придумал. Он тоже должен поехать! Я ему сейчас позвоню».

Короче, он и правда позвонил Мэтту, и тот поначалу наотрез отказался, говорил, что мать его убьет, если узнает обо всем случившемся. Тогда трубку взял я. Я сказал: «Мэтт, вы вдвоем все это натворили, вам двоим и придется все исправлять. Минут через десять мы за тобой заедем».

Так или иначе, я отвез эту парочку к бассейну. К счастью, дверь была еще открыта. Внутри творилось нечто невообразимое… Я сказал ребятам: «Вы знаете, что надо сделать. А я подожду в машине».

Минут через двадцать они вышли и сказали: «Все готово. Хочешь посмотреть?» «Да, хочу», — сказал я и пошел проверять.

Ну, внутри все было прибрано. Шезлонги стояли рядком, подушки лежали на своих законных местах. Я сказал: «Хорошо. На вид все в полном порядке. Выключайте свет и пошли по домам».

Пока мы ехали домой, мальчишки молчали. Не знаю, как Мэтт, но, кажется, Пол в результате понял, почему ему не надо было делать того, что он сделал. По-моему, он был рад, что у него был шанс, как вы говорите, «загладить вину».

Джоан

Когда пришла Рэчел, я готовила ужин. Мне хватило одного-единственного взгляда на ее покрасневшие глаза и бессмысленную улыбку, чтобы понять, что она «под кайфом». Трудно было сказать с уверенностью, травка это или нет, и оставалось только надеяться, что не какая-нибудь дрянь похуже.

Я сказала: «Рэчел, ты обкурилась».

«Ты постоянно выдумываешь про меня всякую чушь», — сказала она и скрылась в своей комнате.

А я с места двинуться не могла… В это невозможно было поверить. Это была та же самая девочка, которая только в прошлом месяце по секрету сказала мне: «Поклянись, что никому не расскажешь, мам, но Луиза начала курить травку. Представляешь, какой ужас?»

Я помню, как подумала тогда: «Слава богу, что это не моя дочь». И вот, пожалуйста! Я не знала, что делать. Не выпускать из дома? Запретить куда бы то ни было ходить после школы? (И уж точно не к Луизе!) Требовать, чтобы с этого момента она шла из школы прямо домой? Нет, все это приведет только к слезам и бесконечным спорам. Кроме того, сделать это было просто нереально.

Но и притворяться, что ничего не случилось, я тоже не могла. Кроме того, я знала, что бесполезно разговаривать с ней, пока не перестанет действовать то, чего она наглоталась или накурилась. Мне нужно было время подумать. Стоит ли рассказать ей о моих собственных «экспериментах» в юношеском возрасте? А если стоит, то насколько подробно? Будет ли ей полезно знать все это? Или она просто воспользуется тем, что я ей расскажу, чтобы оправдать свое поведение («Ты сама это делала, и сейчас с тобой все в порядке»)? Одним словом, за следующие несколько часов я провела с ней с десяток воображаемых бесед. В конце концов, после ужина, когда она стала уже больше похожа на саму себя, мы поговорили. Вот как протекала наша беседа:

«Рэчел, я не жду от тебя никаких признаний, но я видела, что видела, и знаю, что знаю».

«Ой, мам, ты такую трагедию из этого делаешь! Ну, было совсем немножко травки… Только не говори мне, что ты сама никогда не пробовала ее в моем возрасте».

«Нет, я была гораздо старше. Мне было не тринадцать, а шестнадцать».

« Видишь … и с тобой все в порядке».

«А тогда все было не очень-то в порядке… Мои старые друзья, из тех ребят, которых можно назвать «хорошими», перестали со мной дружить, я стала плохо учиться. Правда в том, что, начиная баловаться травкой, я плохо представляла себе, во что ввязываюсь. Мне казалось, что никакого вреда от этого не будет. Что даже простые сигареты, и те вреднее».

«А почему ты бросила?»

«Из-за Барри Гиффорда, моего одноклассника. По пути домой с вечеринки, где все обкурились, он врезался на машине в дерево. Короче говоря, Барри попал в больницу с разрывом селезенки. После этого, буквально через несколько дней, нас всех заставили ходить на лекции о вреде наркотиков, где раздавали информационные буклеты. После этого я и решила, что наркотики того не стоят…».

«Ой, да они просто хотели вас всех запугать».

«Я тоже так поначалу подумала, но потом прочитала буклет. Кое-что из написанного в нем я уже знала, но там оказалось и очень много новой для меня информации».

«Какой?»

«Например, что после курения трава надолго задерживается в организме человека. Что она ухудшает память, нарушает координацию движений и даже влияет на менструальный цикл, что она гораздо вреднее сигарет. Я и представления не имела, что в марихуане содержится больше канцерогенов, чем в табаке. Это для меня был большой сюрприз».

В лице Рэчел внезапно появилось беспокойство. Я обняла ее за плечи и сказала: «Послушай, девочка моя, если бы я могла, то ходила бы за тобой по пятам днем и ночью, чтобы только не позволить никому дать или продать тебе то, что может принести вред. Но это же будет бредовая ситуация… Поэтому мне придется рассчитывать, что ты будешь вести себя разумно и сама сможешь защититься от всей дряни, которая бродит по миру. Я верю, что ты это сможешь. Я верю, что ты сможешь найти правильный путь в жизни… как бы ни давили на тебя окружающие».

Но Рэчел все еще была обеспокоена. Я крепко обняла ее, и на этом наш разговор закончился. Больше мы на эту тему не разговаривали. Мне кажется, что все сказанное мной на нее подействовало, но рисковать я не хочу. Дети лгут родителям, когда речь идет о наркотиках (я это точно знаю, сама так делала), поэтому, хоть я и отношусь ко всяческой слежке со смешанными чувствами, думаю, что буду время от времени проверять ее комнату.

Гейл

Нил, мой 15-летний сын, спросил меня, можно ли, чтобы Джулия, его подружка с самого детства, в субботу пришла к нам и осталась на ночь. Ее родители уезжали из города на чью-то свадьбу, а бабушка, с которой ее планировали оставить дома, заболела и не сможет к ней прийти.

Я подумала: «Почему бы и нет?» Мой младший сын будет в эти выходные у отца, и Джулия сможет переночевать в его комнате. Естественно, я перезвонила матери Джулии, чтобы узнать, что она думает по этому поводу. Она схватилась за это предложение с облегчением, зная, что ее дочь в эту ночь будет под присмотром взрослого ответственного человека.

Когда пришла Джулия, я показала ей, где она будет спать. Потом мы все втроем чудесно поужинали и посмотрели видео.

На следующее утро позвонила мама Джулии, чтобы сказать, что она уже вернулась домой, а потом попросила подозвать к телефону Джулию. Я пошла за ней наверх. Дверь ее комнаты была приоткрыта, а в постели явно никто не спал! Подушки, аккуратно разложенные мной в прошлый вечер, лежали так же, как я их положила. Стоя на пороге с разинутым ртом, я услышала доносящийся из спальни Нила смех.

Я громко постучала в его дверь и крикнула, что мама Джулии хочет с ней поговорить.

Когда дверь наконец открылась, из спальни вышла взъерошенная и смущенная Джулия. Она спрятала глаза, бегом бросилась вниз к телефону, а потом точно так же быстро прибежала назад, схватила свой рюкзак, поблагодарила меня «за все» и отправилась домой.

Как только она вышла из дома, я взорвалась: «Нил, как ты можешь со мной поступать таким образом? Я дала маме Джулии слово, что буду нести за нее ответственность. Что она будет здесь в безопасности и под моей защитой!»

«Но, мама, она…» — сказал Нил.

«Никаких «но, мама…». Ты совершил непростительную вещь».

«Но, мама, ничего же не произошло…»

« Да уж . Два подростка провели ночь в одной постели, и ничего не произошло. Ты, должно быть, считаешь меня полной дурой. Ну, тогда я скажу тебе, чего не произойдет в следующие выходные. Ты не поедешь в лыжный поход со своим классом».

Я сказала ему это в твердой уверенности, что так и сделаю, и считала, что именно этого он и заслужил. Потом ушла из комнаты, чтобы не выслушивать его разглагольствования о том, что я веду себя неразумно.

Через несколько минут я передумала. Как мой запрет поехать кататься на лыжах поможет ему понять, почему не надо было делать то, что он сделал? Поэтому я вернулась к нему в комнату и сказала: «Слушай, Нил, забудь мои слова о лыжном походе. На самом деле я хочу сказать тебе следующее: я знаю, что секс — это совершенно нормальный и вполне здоровый элемент жизни, однако родители очень волнуются по этому поводу, когда дело касается их детей. Они боятся, как бы не забеременела их дочь, как бы их сын не стал отцом. Их беспокоит проблема СПИДа и всего прочего…»

Он не дал мне договорить. «Ма, хватит! — сказал он. — Мне не нужен ликбез по сексу. Я уже и сам все это знаю. Кроме того, я тебе пытаюсь сказать, что ничего не было ! Мы просто валялись на кровати и смотрели телевизор».

Ну, может, не было, а может, и было. Я решила принять его слова на веру. Я сказала: «Рада слышать это, Нил. Потому что, пригласив Джулию провести ночь в нашем доме, ты взял на себя ответственность… и перед Джулией, и перед ее матерью… и передо мной . Ответственность, которую необходимо нести с честью».

Нил ничего не ответил, но, судя по выражению его лица, мои слова запали ему в душу. Этого для меня было достаточно. Теперь можно закрыть тему.

Джим

Покупая новый компьютер, мы с женой думали, что предусмотрели абсолютно все. Мы поставили его в гостиной (невзирая на возражения 12-летней Николь, которая изо всех сил настаивала на том, что ему самое место у нее в спальне), мы установили самые свежие программы фильтрации контента (мы слышали, что в Интернете существует не меньше 3 млн порносайтов, на которые случайно может зайти ребенок), а также выработали приблизительный график работы на нем, чтобы максимально удовлетворить потребности всех членов семьи. Кроме того, мы недвусмысленно дали понять Николь, что доступ к компьютеру она имеет строго до 9 вечера и может пользоваться им только для выполнения домашних заданий и онлайн-общения с друзьями.

На словах это все здорово, правда? Только вот несколько ночей назад я проснулся после полуночи, увидел свет в гостиной, пошел его выключать и обнаружил там прилипшую к экрану компьютера Николь. Она была так увлечена, что даже не слышала, как я вошел. Я встал у нее за спиной и прочитал на экране: «Кортни, судя по разговору, ты очень симпатичная, забавная и сексуальная девушка. Когда же мы сможем встретиться?» Сообразив, что я рядом, она в ту же секунду напечатала «pos» (я потом выяснил, что это означает «parents over shoulder» — «родители за спиной») и отключила дисплей.

Меня бросило в холодный пот. Я столько раз слышал в новостях о том, что происходит с молоденькими девушками, которые заводят в чатах знакомства с парнями. Парень льстит ей, говорит, как много у них общего, убеждает ее, что она не такая, как все, и мало-помалу общение доходит до момента, когда она соглашается с ним встретиться. Только при встрече оказывается, что это вовсе не симпатичный юноша, а какой-нибудь пожилой мужик, сексуальный хищник, намеренный неизвестно что с ней сотворить.

Я сказал: «Николь, какого черта ты тут делаешь? Ты, вообще, соображаешь, какой опасности себя подвергаешь? Мне стоило бы за это на неопределенный срок отлучить тебя от компьютера».

Она немедленно начала обороняться. Она сказала, что мне незачем так волноваться, что это для нее всего лишь развлечение, что она даже не называла никому свое реальное имя, а также что у нее достаточно мозгов, чтобы отличить «психованного маньяка» от нормального человека.

Я ответил: «Николь, послушай меня. У тебя нет ни малейшего шанса отличить «маньяка» от нормального человека! Самые страшные «психи» умеют вести, как нормальные и даже вполне обаятельные люди. Они точно знают, что надо делать, чтобы обвести вокруг пальца юную девушку. У них в этом деле богатый практический опыт». Потом я сказал ей, что мне нужен ее пароль, потому что с этого момента мы с мамой будем устраивать регулярные проверки, чтобы посмотреть, где она бывает в Интернете.

Какая была реакция? Я ей не доверяю… Я не имею на это права… Я вторгаюсь в ее личную жизнь и так далее, и тому подобное. Но когда я рассказал ей несколько известных мне кошмарных историй о том, как эти «нормальные» парни оказываются подставными лицами, похитителями, насильниками, а то и того хуже, она смогла только сказать слабым, напуганным голосом: «Ну, нельзя же верить всему, что слышишь…»

Я думаю, она пыталась таким образом не показать страха. Но, мне кажется, что какая-то часть ее существа была рада узнать, что отец беспокоится о ней и что его не так-то просто провести.