Как на Дерибасовской угол Ришельевской

Бывший художник Репин мирно посапывал в кресле неподалеку от Сурикова в собственном исполнении, а доцент Федоров становился трезвее от каждого звонка. Иван Александрович узнал за себя в этот вечер столько такого, чего не позволял себе даже в самых дерзких мечтаниях. Если верить анонимным собеседникам Шкалика, его вкусы и прихоти достигли невиданного диапазона: он был согласен на семидесятилетних девочек, разнополых мальчиков и породистых собак; грызть, лизать, сосать, пить мочу и заниматься коллективной маструбацией с клизмой у заднем проходе. Когда Федоров забодался кидать трубку, он осторожно начал выяснять, где давал за себя такую рекламу. Наконец, после согласия дать отхлестать себя доской по голове перед оргазмом, понял, куда ему нужно спешить и в остервенении оборвал шнур телефонного провода.

Доцент Шкалик уже не мечтал за справедливое возмездие перепутавшему все на свете репинскому Пикасу. Он бросил Леньку неподалеку от мусорного бака на улице и сделал торопливый вид своим ногам. В ту ночь Федоров методически шмонал городские сортиры, даже если на них было написано «Параша закрыта», «Туалет на ремонте», «Переучет». Он заходил в дома, где на воротах несмываемой краской были выведены исполненные гордости слова «В нашем дворе уборной нет» и вспоминал, как раньше здесь висели таблички «В нашем доме нет второгодников». Шкалик прекрасно знал: несмотря на такое заверение, второгодники все равно попадались и поэтому не доверял надписям насчет туалетов. Хотя другие привычно мочились в подъездах, Иван Александрович все-таки находил дворовую уборную, на истерзанной стене которой значился шкаликовский телефон как на все органы мастера. Федорову стало все равно, какой Пикас висит у него вместо Сурикова, так как в некоторых сортирах были помещены его собственные изображения в манере примитивизма. И если в институте узнают за такие подробности из его общественной жизни, так парторг сходу переменит до Шкалика свое хорошее отношение. Тем более, после рассказов Федорова за победы на любовных фронтах.

Уже ближе к рассвету узнавший за себя много интересного, перемазанный черной краской и синей штукатуркой с серыми белилами, жадно хватающий воздух подозрительный тип Федоров был задержан милицией для выяснения обстоятельств и личности.

Милиция рассматривала эту историю как месть одного из студентов-двоечников, не сдавшего уважаемому товарищу Федорову зачет по научному коммунизму. Сам Федоров, вспомнив за студентов, которых отшил в коридоре института, сперва согласился с такой версией. А потом стал намекать на действия вражеских разведок, которые не только вредят в агропромышленном комплексе, но и решили опозорить в глазах мировой прогрессивной общественности видного ученого Федорова и его титанический печатный труд «Важный рубеж на пути к коммунизму».

Что касается Леньки, так на этот раз его завезли в медицинское учреждение с милицейским уклоном уже под новой фамилией. Живописец клялся-божился: он, Пикас, первый раз в жизни сильно нажрался и при этом крестился на портрет Дзержинского с такой же бородой, как у Ильи Репина, вызывая недоумение у ментов. Хотя, согласно учетным данным, клиент Пикас пользовался их услугами впервые, в этом заведении он повел себя более, чем уверенно, и на сон грядущий проорал патриотическую песню «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей человек проходит как хозяин, если он, конечно, не еврей». Продолжению концерта помешала отеческая оплеуха, которую закатил горизонтально лежащему Пикасу мент, зорко следящий за порядком у вверенном ему помещении.

— Заткнись, маланец, дай людям спать, — пожелал Леньке доброй ночи мент, — ишь, морда, наших гор с морями захотел. Значит, нам, леса и горы, а вам, весы и гири…падло…

Бывший специалист по весам и гирям Луполовер через несколько дней после этих событий перся мимо безработных на люках, наркоманов и проституток, снующих в тени небоскребов, где лязгают челюстями акулы капитализма. Он уже начал тосковать за любимую родину и по поводу того, что его Суриков оказался фуфловым. Узнай за этот расклад, доцент Шкалик сильно бы удивился: как специалист его класса мог в свое время приобрести подделку вместо подлинника?