Как стать леди

После того как лорд Уолдерхерст отбыл в Индию, его жена начала проводить свои дни именно так, как он и представлял себе. Перед отъездом мужа Эмили была представлена Ее Величеству, а затем жила некоторое время в городском доме, где супруги дали несколько грандиозных и важных званых обедов, отличавшихся более достоинством и безупречным вкусом, чем весельем. Эмили понимала, что присутствие на светских мероприятиях в отсутствие мужа будет для нее невыносимым. Хотя Джейн Капп наряжала госпожу с невероятной тщательностью – изящная драпировка на высокой тонкой талии, унизанная бриллиантами шея, диадема или большая звезда, сияющая в густых каштановых волосах, – Эмили держалась лишь благодаря зрелости и выработанной за долгие годы уверенности Уолдерхерста. С мужем она могла бы наслаждаться даже помпезной и скучной церемонией, а вот без него будет очень несчастна. Зато в Полстри Эмили перестала чувствовать себя чужой и начала понимать, что и сама уже принадлежит к этому миру. Она привыкла к своему новому окружению и в высшей степени наслаждалась им, а патриархальная атмосфера деревенской жизни лишь подогревала новые привязанности. Поколения сельчан почитали Уолдерхерста и его предков и при встрече брали под козырек или кланялись. Эмили сразу же почувствовала симпатию к простым людям, в некотором смысле имевшим непосредственное отношение к человеку, которого она боготворила.

Уолдерхерст не понимал даже приблизительно, что представляло из себя ее поклонение, и не осознавал масштаба этого явления. Он видел, что жена искренне уважает его, и, естественно, был вполне удовлетворен. Он также смутно подозревал, что, будь его жена более яркой женщиной, она была бы и менее впечатлительной, и более требовательной. С другой стороны, будь она глупой или невоспитанной, он бы возненавидел ее и горько пожалел о своем браке. Эмили же была наивной и восторженной, а эти качества в сочетании с приятной внешностью, крепким здоровьем и хорошими манерами безмерно нравились ему в женщинах. И действительно, она выглядела очень милой – взволнованный румянец, нежность во взгляде, увлажненные глаза, – когда прощалась с мужем. Было что-то трогательное в ее жесте, когда в последнее мгновение она сжала его ладонь своей сильной рукой.

– Я желаю одного, – сказала она, – только одного: сделать что-либо за время твоего отсутствия, что-нибудь, что тебе могло бы понравиться.

– Будь здорова и наслаждайся жизнью, – ответил он. – Вот что меня бесспорно порадует.

Природа не наградила Уолдерхерста достаточной проницательностью; он и подумать не мог, что жена отправится домой и проведет остаток утра в его комнатах, раскладывая по местам вещи и находя отраду в том, чтобы прикоснуться к одежде, которую он носил, к книгам, которые держал в руках, к подушкам, на которых покоилась его голова. Более того, она предупредила экономку в доме на Беркли-сквер, чтобы в комнаты его светлости никто не заходил, пока она сама не проверит, все ли в порядке. Одержимость, которую люди называют Любовью, – чувство, неподвластное объяснению. Те, кто подпал под ее чары, все равно что заколдованы. Они видят, слышат и чувствуют то, о чем неведомо остальному миру. К качествам, которые Эмили Уолдерхерст видела в джентльмене довольно почтенного возраста, которые вдохновляли ее и внушали любовь, остальной мир оставался слеп, глух и невосприимчив – и останется таковым до конца времен. И тем не менее этот факт ничуть не ставил под сомнение реальность всего, что она видела и чувствовала и что шевельнулось в глубине ее души. Даже юная и блистательная Агата Норман, в настоящее время совершавшая с молодым мужем кругосветное путешествие, внутренне изменилась не столь глубоко, несмотря на свою любовь и счастье.

Эмили прошлась по уютным, но опустевшим комнатам своего Джеймса; в горле встал тяжелый комок. Крупные слезинки упали на грудь – как и в тот раз, когда она пробиралась в Монделл через вересковые пустоши. Но Эмили храбро улыбнулась и осторожно смахнула капли с твидового жилета. А после того вдруг резко наклонилась, страстно поцеловала жесткую ткань и, зарывшись в нее лицом, принялась рыдать.

– Я так его люблю! – истерически шептала она, по старой привычке интонацией выделяя отдельные слова. – Я так его люблю, и я так буду скучать!

Однако с экспрессией она явно перегнула палку, и в следующее мгновение Эмили решила, что совершает нечто вульгарное. Она не имела обыкновения пылко и по любому случаю говорить лорду Уолдерхерсту слова «любви». В том не было необходимости, да она и не привыкла к демонстрации чувств. Разумеется, Эмили смутилась, обнаружив, что свидетельствует о факте «любви» своей собственной жилетке. Она опустилась на диван, комкая в руках предмет одежды, и дала волю слезам.

Затем осмотрела комнату мужа и заглянула через открытую дверь в примыкавший к ней кабинет. Каждая книга, каждый бюст и кресло казались ей неповторимыми и олицетворяли индивидуальность своего владельца. Все помещение в глазах Эмили выглядело прекрасным и внушительным.