– Не стоит нам, – сухо проговорила Джейн, – это обсуждать. За тридцать, за сорок… Да хоть за пятьдесят! Не наше дело. Один благородный джентльмен предпочел именно ее, а ведь он мог выбирать из двух красоток по двадцать.
– Верно. Если уж на то пошло, – согласился длинный лакей, – я бы и сам ее выбрал. До чего славная женщина!
Леди Мария, собиравшаяся покинуть Саут-Одли-стрит и отправиться на север страны, чтобы нанести пару визитов, перед этим приехала пообедать с Эмили. Пожилая дама была в отличном настроении. Она имела собственное мнение по множеству проблем; некоторые вопросы они обсудили, некоторые леди Мария предпочла оставить при себе. Она поднесла к глазам золотую лорнетку и окинула Эмили внимательным взглядом.
– Честное слово, Эмили, я тобой горжусь. Ты – одно из моих достижений. А как похорошела! И в лице появилось что-то неземное. Я совершенно согласна с Уолдерхерстом, когда он говорит о тебе разные сентиментальные вещи.
Последнюю фразу она произнесла, потому что любила Эмили и знала – той будет приятно слышать, что муж не стесняется похвалить обаяние жены в беседах с другими людьми, а еще потому, что пожилой леди доставляло удовольствие видеть, как трепещут ресницы этой женщины, а на щеках расцветает румянец.
– Ему и в самом деле повезло, когда он нашел тебя, – оживленно добавила ее светлость. – И кстати, мне тоже повезло. Допустим, была бы ты юной девушкой, которую нельзя оставить одну. У Уолдерхерста не так уж много женщин-родственниц, пришлось бы мне тебя нянчить. Представь, какие проблемы создает девушка, которая сама еще ребенок! До замужества у такой одни танцы на уме, а выйдя замуж, она думает, что имеет право игнорировать свою наставницу; а ведь ей нельзя позволить выходить без сопровождения! Зато теперь Уолдерхерст смог отправиться туда, куда позвал его долг, как говорят в таких случаях; однако я могу наносить визиты и ездить куда вздумаю, в то время как ты, дорогая, вполне счастливо живешь в Полстри, играешь в леди Баунтифул[6] и помогаешь маленькой полукровке, которая ожидает ребенка. Я так и вижу, как вы с ней сидите и шьете вместе детские рубашечки и крестильные платьица.
– Да, это чудесное занятие, и оно доставляет нам радость, – ответила Эмили и умоляюще добавила: – Пожалуйста, не называйте ее маленькой полукровкой, леди Мария. Она очень милая женщина.
Леди Мария не отказала себе в том, чтобы понимающе хихикнуть, и снова поднесла к глазам лорнетку.
– В тебе есть какая-то умилительная ранневикторианская святость, Эмили Уолдерхерст. Ты напоминаешь мне леди Каслвуд, Хелен Пенденнис и Эмилию Седли[7], если убрать из них злорадность, самодовольство и глупые ужимки. В тебе есть та душевность, которую им приписывал Теккерей. Как он заблуждался, бедняга! Я не намерена вгонять тебя в краску, намекая на то, что мой племянник назвал бы «очень
Леди Мария могла бы много чего сказать об Осборнах. Она не жаловала ни одного из супругов, однако к капитану Осборну питала крайнюю
– Он настоящий выродок, и ему не хватает ума понять, что Уолдерхерст именно потому испытывает к нему отвращение. Он вляпался в банальную дешевую интрижку и едва не нажил себе неприятностей, которые люди не прощают. Глупо в его положении задевать чувства человека, наследником которого он может стать и который, если бы не имеющаяся неприязнь, мог считать себя обязанным проявлять расположение! И дело тут не в аморальности как таковой; в наши дни рамки порядочности довольно размыты. Просто люди, у которых за душой нет ни пенни, должны соблюдать приличия. Это вопрос воспитания и манер. Вот я, дорогая, не соблюдаю никаких правил, однако у меня превосходные манеры. Если женщина хорошо воспитана, то воспитание не позволит ей нарушить библейские заповеди. Что касается самих заповедей, то
Леди Мария вела беседу непринужденно, в своей саркастичной и эпикурейской манере, приправленной здоровым юмором, поглощая тем временем отлично приготовленный ланч. Затем она отточенным жестом водрузила на голову крошечную шляпку, поцеловала Эмили в обе щеки и загрузилась в подкативший ко входу двухколесный экипаж, улыбнувшись и кивнув на прощание.