Каторга

Словно один какой-то огромный человек вздохнул в сенях и на дворе.

По телу Бардунова пробегали судороги.

Бог знает, какого удара ждал этот человек, и задрожал весь мелкой дрожью, когда посыпались сравнительно слабые удары.

– Ваше высокоблагородие, ваше высокоблагородие, за что же наказывают? Нешто возможно! – послышался его голос, но словно не его, какой-то странный. – Нешто возможно?!

На дворе в толпе раздались смешки.

– Шута строит! Привык! – пробормотал помощник смотрителя.

Бардунов поднялся, захватил в руки штаны и, не натянув их, бросился в толпу арестантов.

Видя, что наказание на этот раз не будет страшным, его товарищ, Гусятников, короткий и мрачный мужик, лег спокойно, без звука вздрагивал при каждом ударе и, сходя с «кобылы», даже проворчал:

– Только продержали день зря. Волы не кормлены!

– Так уж, пожалел мерзавцев! – умилялся своей гуманностью помощник смотрителя.

Хрусцель ловко и проворно убирал розги и «кобылу».

– Ты чего же не одеваешься?

Васютин стоял у притолоки дверей канцелярии как столб, с голыми ногами. Штаны с него свалились.

Он икал. Крупные слезы катились по щекам.

Было страшно и стыдно смотреть на этого парнишку.

Он из военной службы, сделал какое-то преступление, бежал и, боясь наказания, «скрыл свое родословие», сказался бродягой Иваном Васютиным, не помнящим родства.

– Как же тебя к розгам приговорили?

Бродяг обыкновенно приговаривают к полутора годам принудительных работ и затем – на поселение. Розги им прибавляют, если они почему-либо «путают», не называют себя просто «бродягой непомнящим», а именуются ложным именем: крестьянин, мол, такой-то деревни, – а пошлют туда, окажется, что нет. Опытный бродяга делает это в надежде удрать во время пересылки. Но зачем этому?

– Ты что же, чужим именем назвался?

– Так точно.

– Зачем? Бежать с дороги хотел?

– Нет.

– Тогда зачем же?

– В тюрьме знающий человек нашелся, сказал, что так сделать нужно. Я и сделал.

– Ты в первый раз этому-то подвергался?

– В первый.

И по щекам его еще сильнее текли слезы. И заикал он сильнее.

А у ворот тюрьмы, когда я выходил, сидел теперь уж совсем оправившийся Бардунов и бахвалился:

– Мне, братцы мои, что на «кобылу» ложиться, что к жене под бок, – все единственно. Потому, вот как я к ней привык.

Нравы каторги

Каторга – это официальное название. Неофициально каторга зовет себя добродушно-ироническим именем «кобылка».

– Ну, как поживаете, братцы?

– Ничего себе, ваше высокоблагородие, наша кобылка живет.

– Это что, тоже рабочий? – спрашиваете вы про кого-нибудь.

– Наш же, кобылка.

Название, происходящее от слова «кобылка», – скамья, на которой дерут арестантов.

Каторжане, как известно, доставляются на Сахалин двумя путями: или сплавляются морем, через Одессу, или идут Сибирью, через Кару.

Соответственно этому, каторжники делятся на кругоболотинцев, или галетников, и каринцев, или терпигорцев.

Название «галетник» – название даже слегка презрительное.

– Что они там видели? Плыли да ели галеты. Только и всего! Тогда как каринцы пользуются и некоторым почетом и уважением каторги.

Странствуя по сибирским этапам, они натерпелись горя, почему и зовутся терпигорцами.

В сибирских «централах» (центральных тюрьмах) и на Каре они прошли высший курс каторги, побывали, так сказать, в академии каторги. Знают все порядки, обычаи, законы. Сибирский каторжник вообще в почете у сахалинцев: в Сибири каторга крепче держится друг друга, там есть свои выработанные законы, твердые и ненарушимые, там есть товарищество, чего вовсе нет на Сахалине[25].

Скоро, однако, это различие сглаживается. «Кругоболотинец» быстро входит в курс, осваивается с нравами и обычаями каторги, становится почище всякого каринца, – и тогда слова «каринец», «галетник» раздаются только во время перебранки:

– Молчи ты! С кем говоришь-то, мараказия! Я, по крайности, настоящий каринец. А ты кто? Тьфу! Одно слово, галетник!

Каторга делится на четыре касты:

1) иванов,

2) храпов,

3) игроков,

и 4) несчастную шпанку.

Это аристократия и демократия каторги, ее правящие классы и подчиненная масса, патриции, плебеи и рабы.

Иваны

Иваны – это зло, это язва, это бич нашей каторги, ее деспоты, ее тираны.

Иван родился под розгами, плетью крещен, возведен в звание ивана рукой палача.

Это тип исторический. Он народился в те страшные времена, правдивая история которых «неизгладимыми чертами» написана на спинах стариков-«богодулов» Дербинской каторжной богадельни.

Он родился на Каре во «времена разгильдеевские», о которых и теперь вспоминают с ужасом[26].