Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

Для Казани наличие университета значительно облегчало смену «старых» чиновников, вместе с тем разница в образовании начальника губернии и его команды становилась все очевидней. Психологически это проявлялось в его замкнутости, отчужденности и изоляции как от местных аристократов, так и от высшей губернской бюрократии. К тому же кадровые решения Козлянинова стали вторгаться в давнюю традицию «протежирования служебных мест» со стороны местного дворянства. Это вмешательство стало почвой для новых конфликтов, жалоб и доносов.

Как уже не раз упоминалось, губернатор имел право не утверждать отдельных кандидатов по выборам дворян, что и произошло в начале 1859 г. с подполковником А. П. Горским, кандидатом на пост уездного предводителя дворянства Чистопольского и Мамадышского уездов. Козлянинов мотивировал свое решение министру внутренних дел предубежденностью взглядов кандидата относительно предстоящего освобождения крестьян. Позиция губернатора получила одобрение министра[562].

И тем не менее в жандармском ведомстве стали накапливаться анонимные доносы на казанского начальника губернии. Проведя служебное расследование, полковник Ларионов посчитал, что распространителем негативных слухов является не кто иной, как казанский помещик Алексей Петрович Горский. Он заполучил приличный капитал, женившись на дочери богатого купца Крупеникова, был «недовольный вообще правительством и его распоряжениями», имел привычку выпивать и при этом высказывать свои смелые идеи преимущественно в дворянском клубе[563]. Отвод его кандидатуры на предводительство перечеркнул планы Горского войти в аристократические верхи казанского общества, потому как купеческие деньги общественного мнения изменить не могли. Вероятно, поэтому его личная неприязнь к начальнику губернии вылилась в доносительство. В доносах Козлянинов был представлен карточным шулером, мошенником, купившим свою должность. Благодаря жандармским перлюстрациям обнаруживаются и другие мнения. Своими впечатлениями о губернаторе делился Алек сандр Петрович Перцов[564] (член казанского дворянского комитета). Он писал в письме брату Владимиру Петровичу Перцову[565]: «На днях Козлянинов получил письмо от своего брата[566], который пишет ему, что об нем ходят самые дурные слухи, что он только занят картами, делами не занимается, что выбрал правителя канцелярии известного взяточника. Такие известия чрезвычайно огорчили Козлянинова, тем более что все это клевета. В карты он играет очень редко, делами занят очень усердно, Павлов (правитель канц.) до сего времени не подает ни малейшего повода подозревать его во взятках. Одним словом, враги Козлянинова, распускающие такие слухи, плохо себя рекомендуют. Что у Козлянинова много недоброжелателей, это неудивительно, он одних удалил, других удержал в пределах благоразумия, иных влияние и силу ослабил. Каждый имел и имеет свою партию, своих друзей. Все это шумит, волнуется, тем более что К. своим откровенным характером подает средства судить его действия и нападать на него со всех сторон. Я не думаю, чтобы все эти вредные для него слухи могли серьезно ему повредить, но все-таки, жаль, потому что энергичный и деятельный характер Козлянинова очень полезен здесь в стране запустения и апатии, где привычка и рутина господствуют беспрекословно, где давность освятила и утвердила самые гнусные злоупотребления, а ненаказанность их породила убеждение, что иначе управление идти не может»[567]. Такова, видимо, была реальность Казанской губернии. Деятельная натура губернатора одних раздражала, других толкала на клевету, и только незначительная просвещенная часть общества осознавала необходимость поддержания такого рода начинаний.