Читаем Хеллфайр полностью

Когда я приблизился к 180 градусам, я отправил нас в нормальное положение и сбросил шаг-газ. Я не хотел набирать скорость. "Апач" был умной сволочью и я воспользовался этим в полной мере. Он автоматически задействовал большой стабилизатор сзади, что бы поддерживать уровень вертолета. Если бы бросили ручку циклического шага вперед, она наклонила бы нос вниз, но стабилизатор сдвинулся бы и снова его поднял. Когда я сбросил шаг-газ и потянул на себя ручку циклического шага, я использовал стабилизатор как большой чертов воздушный тормоз, размером с дверь сарая.

Теперь мы были лицом на юг, все еще над Зеленой зоной, с Навзад справа. Мои глаза были прикованы к тому месту, откуда вылетали трассеры. Прошло только восемь секунд с первой очереди, но я ощущал их как значительно большее время. Я знал, что стрелок предугадывает каждое мое движение, ждет подходящего момента и я исходил на дерьмо.

Мы уже потеряли большую часть скорости в повороте и она упала еще до шестидесяти узлов, когда стабилизатор пошел вниз.

- Держи скорость - воззвал ко мне Саймон - Скорость это жизнь.

Саймон был квалифицирующий инструктор по тактике вертолетов. Он сделал версию моего курса инструкторов тактики воздушного боя для ВВС. Он знал не хуже меня, что чем быстрее движется вертолет, тем быстрее он реагирует на управление. Вертолет это вам не самолет, где вы направляете закрылки вниз и получаете кучу ускорения свободного падения. Если вы зависаете в вертолете и подаете ручку циклического шага вперед, ему требуется время, что бы отреагировать. "Апач" мог маневрировать довольно быстро, на максимальной скорости, но недостаточно быстро, как мы только что обнаружили. Зенитные снаряды появились из ниоткуда в течении секунды. Вертолет не успевал отреагировать за такое короткое время. Мы были во власти этого парня.

Я сказал:

- Нет, если он угадает дистанцию и...

Зенитка снова начала лупить по нам.

В этот раз я знал, что он может нас достать. Его первая очередь была чуть выше, чем линия прямой видимости со мной и продолжалась чуть выше нас. Однако не в этот раз. Это началось на линии, по которой я смотрел вниз. Он угадал дистанцию на 100 процентов. На этот раз 23 мм не поднимались выше или опускались ниже нас. Что еще хуже, когда красный перст начал вздыматься в первые полсекунды, он начал резко наклоняться к нам. Он все сделал правильно, он видел, как я замедляюсь.

- Прибей чувака! - завопил я, щелкнув переключателем управления стабилизатора на ручной режим и бросая его вниз.

Это было, как будто бы я нажал на тормоз при аварийной остановке. Я сделал резкий вдох, а потом просто замер.

Это оно, это оно...

По радио:

- Вы под обстрелом!

Следующий голос Саймона:

- Йо-о-о-о-пт...

Линия трассеров росла и приближалась, выгибаясь все ближе, прямо к носу вертолета. Сначала оно достанет Саймона.

Я закрыл глаза. Я был в ужасе.

Струя раскаленных кусков металла прошла настолько близко перед вертолетом, что осветила кабину. Саймон держался за рукояти перед ним, и я мог видеть его силуэт шлема, плеч и рук в призрачном красном сиянии.

Я заставил себя посмотреть вниз, попытаться засечь его источник и прижать стрелка. Саймону не было смысла использовать систему наведения и захвата цели. Я не оставался на месте дольше секунды и потребовалось бы гораздо больше времени, что бы взять все под контроль.

Я думал, "Я лечу прямо в эту кучу". Но я ничего не мог поделать.

Я видел как хвост очереди приближается к нам. Оставалось около секунды.

Казалось, был промежуток в метр, между снарядами, освещающими Саймона. Они были ближе, чем я ожидал и не все они шли по одной линии. Это должно быть, двухствольная установка.

Последний летел прямо в нас...

Мой рот наполнился металлическим вкусом адреналина. Бей или беги - и я не мог сделать ни того, ни другого.

- Черт - вопил я - Черт!

Я чувствовал, как мое сердце колотится о бронеплиту и пульс в своих больших пальцах. Мои зубы так сильно сжались, что я подумал, не лопнет ли челюсть.

Саймон все еще хватался за рукояти. Он боролся с желанием схватить управление и попытаться улететь нахрен отсюда.

Хвост красной змеи хлестнул наш нос и Саймон погрузился во тьму, когда она поднялось высоко и слева от нас.

Спасибо, черт побери, что я притормозил. Десять или двадцать узлов быстрее и мы оказались бы прямо под его огнем. Хватило бы трех или четырех снарядов, что бы убить нас.

Стрелок был хорош, чертовски хорош.

Его точность в определении дистанции и упреждение были поразительны. Стабилизатор затормозил нас быстрее, чем он мог предугадать. В третий раз нам это с рук не сойдет.

Что-то тут было не так.

Он не просто сидел в позе лотоса, скрестив пальцы.

- У него есть ПНВ - сказали мы с Саймоном в унисон.

Если мы хотим выжить еще раз, мне нужно сделать больше, чем изменить направление, скорость и дистанцию. Мы не могли просто улететь, он выстрелит нам в задницу за один удар сердца. Я должен сменить высоту. Это все, что у меня осталось.

Я не хотел его терять из виду даже на долю секунды. Я ставился на место, откуда вылетали трассеры, как кролик на несущиеся ему навстречу фары.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное