Холодная Зима

— И теперь поправь меня, если я ошибаюсь — продолжил Александр Владимирович — через руки такого туза как Беляковский, директора городского торга прошло наверняка немало долларов. Может быть, больше чем через иные руки рублей. Ну ладно, я бы поверил, если бы фальшивая купюра была одна из пачки — в конце концов, и на старуху бывает проруха. Но, чтобы такому опытному человеку всучили целую пачку поддельных долларов… Не верю.

Вот за что я уважаю нашего шефа — и не только я один — так это вот за что. Есть следователи, которые выбирают удобную для себя версию и видят только те факты, которые в эту версию укладываются. Неудобные же факты, выбивающиеся из общей стройной картины, которую они успели нарисовать у себя в голове, они просто предпочитают не замечать. А то и хуже — начинают подтасовывать факты в поддержку своей версии. Александр Владимирович был не таков — он видел все факты и никогда не закрывал глаза, если шло что-то не так.

— Странно … — сказал я

— Еще бы не странно … Но самое главное. Как только Беляковский узнал про результаты экспертизы, он сразу замолчал. Наглухо. И стал требовать тебя. Сказал, что у него есть информация, очень серьезная — но ни с кем кроме тебя он разговаривать вообще не будет. Вот так вот.

— Это нарушение — сказал я — я не имею права его допрашивать

— Согласен — кивнул шеф — нарушение. Но ты ведь можешь просто с ним поговорить без протокола — в этом никакого нарушения нет. Впрочем, решай сам.

Когда я отказывался. Лезу во все тяжкие …

Москва Следственный изолятор N 2 "Бутырская тюрьма" 25 августа 1978 года

По роду своей деятельности мне часто доводится бывать в следственных изоляторах. И каждый раз я выхожу оттуда вымотанный и эмоционально на нуле. Видимо сама атмосфера следственного изолятора, вековые биоволны беды, скопившиеся в этих стенах, действуют на всех людей, кроме тех, кто тут работает — но это видимо особенные люди.

Пока ждем пропуска, расскажу анекдот. У одной дамы — следователя восьмилетняя дочь, на уроке, где рассказывали, у кого чем родители занимаются на вопрос, а чем же занимается твоя мама выдала: а моя мама — все по судам да по тюрьмам. Все были просто в шоке.

— Оружие есть? — высунувшись в окошко, спросил замурзанный УИНовец (управление исполнения наказаний, тогда подчинялось МВД, а не Минюсту как сейчас. Охрану же осуществляют внутренние войска — прим автора) — если есть, сдавайте!

— Нету оружия — буркнул шеф — а побыстрее пропуска выписывать нельзя? Пятнадцать минут копаетесь.

— Нельзя — буркнул УИНовец, на лице которого отпечаталось навсегда выражение "не мешайте работать, суки!"

— Твою мать — тихо проговорил Александр Владимирович — совсем тут распоясались, как я погляжу. При всех строгостях, чай и водяра в камерах не переводится. Охраннички…

— Через пару минут в «кормушку» (окошко в двери. В камерах через такие передают пайку, поэтому их и называют «кормушка» — прим автора) просунули наши удостоверения и временные пропуска.

— Пошли… — как-то по блатному усмехнулся Александр Владимирович — у меня тут кум (заместитель начальника колонии по режиму — прим автора) знакомый. Повидаемся…

Бутырка, бутырка… Для некоторых — как дом родной, для некоторых — каторга. Место концентрации зла и боли, пропитавших эти стены настолько, что у непривычного человека здесь начинает болеть голова.

У первого пропускного пункта к нам прикрепили прапора внутренней службы, который и повел нас, подобно проводнику у Данте по кругам Бутырского ада…

Первым миновали «трюм» — огромное, отделанное кафелем помещение, с огромными дверями, которые никогда не были открыты одновременно. Здесь проходила разгрузка и первичная сортировка тех, кому не повезло угодить в СИЗО. Сейчас в этом помещении было пусто и гулкие шаги по кафелю создавали эхо, гулявшее в закрытом помещении. Миновав «трюм» мы пошли зарешеченными, перекрытыми решетчатыми дверьми во многих местах коридорами к кабинету местного «кума», майора внутренней службы Александра Васильевича Петухова.

Об этом человеке можно рассказать и подробнее, ибо жуткая его слава вовсю гуляла в криминальных и околокриминальных кругах. Бутырского абвера (оперчасть — прим автора) боялись даже самые отмороженные блатнюки.

Вообразите себе человека, ростом сто шестьдесят семь сантиметров и весом девяносто пять килограммов. Причем, в этих девяноста пяти килограммах нет ни грамма жира — только кости и тренированные мышцы. Как-то раз кум Петухов на спор с блатными загнул вокруг своей талии лом. "Ломом подпоясанный" — в среде блатных это один из высших рангов.