Хождение под мухой

– Ага, – поджал губы Кирюшка, – как своей Лизочке юбочки наглаживать, так пожалуйста, а как мне помочь… – Между прочим, – проорала Лизавета, – я учусь на одни пятерки, не то что ты! Двоечник!

– Я?! – взвился Кирка. – Подлое вранье! У меня только одна пара, по алгебре, да у всех приличных великих людей были двойки по математике. Может, только у Эйнштейна четверка стояла.

– Насколько знаю, Альберта Эйнштейна с успехом исключали из всех учебных заведений, – хмыкнула я, – за неординарность…

Кирюшка уже открыл было рот, чтобы обрадоваться, но тут раздался звонок.

– Мамуська пришла, – заорал Кирилл и ринулся к двери.

Лиза понеслась с ним. Я продолжала гладить юбку.

Жизнь человека в эпоху кардинальных перемен! Ничего себе темочка, на докторскую диссертацию тянет. Что они там, в школе, совсем с ума посходили, да?

– Лампа, – послышался голос из коридора, – иди сюда.

Я выглянула в прихожую и онемела. Между двумя парнями покачивалась Капа.

– Это что, – спросила я, – вернее, кто?

– Вот, – ответил один из юношей, светловолосый, – домой доставили.

– На дискотеку не пошли, – добавил другой, – решили довести, испугались, что под машину попадет.

– Где вы ее нашли? – ошарашенно спросила я.

– Капа, ты напилась! – сурово констатировала Лиза.

– Вовсе нет, – заплетающимся языком сообщила старушка, – всего-то бутылочка сухого, для тонуса.

– В «Ариадне» отыскали, – сообщил темноволосый парень, – в кафе на Тверской, сосиски-гриль, пицца и коктейли.

– Шампань-коблер, – икнула Капа, – жуткая блевотина.

В ту же минуту ее тоненькие ножки, обутые в страшно модные, но очень неудобные тупоносые ботиночки на пятнадцатисантиметровой платформе, подломились, и старушка кулем рухнула на некстати подвернувшуюся Аду.

– Спасибо, ребята, – сказала я.

– Да не за что, – хором ответили те, – прикольная тетка.

– Лампа, – завела Капа, – ты детям лазанью на ужин дала? Мальчики, хотите лазанью? Это вам не сосиски-гриль.

– Вот, – поднял вверх указательный палец Кирюшка, – вот, совсем упала, почти умерла, а думает о голодных детках, учись, Лампа! Кстати, никакой лазаньи мы и в глаза не видели.

– Безобразие, – прозаикалась Капа.

Потом она, ухватившись за Лизу, встала и, пошатываясь, побрела в кухню.

– Умираю, но не сдаюсь, – прокомментировал молчавший до сих пор Сережка, – просто крейсер «Варяг», а не Капа. Может, ребята, вы и впрямь поесть хотите?

Студенты переглянулись.

– Раздевайтесь, – предложила Юлечка.

Парни начали стаскивать куртки. Я прошла на кухню и обнаружила, что совершенно пьяная Капа весьма ловко разожгла духовку и теперь вовсю гремит тарелками. Очевидно, в старушку встроен автопилот.

Нежданные гости и хозяева принялись азартно уничтожать угощение. Я же пошла в спальню и забилась под одеяло, спать хотелось просто ужасно. Глаза закрывались, и тут дверь тихонечко приоткрылась. Шлеп, цок, цок, шлеп, шлеп… Тяжелое тело плюхнулось прямо на меня. Кое-как разлепив веки, я обнаружила около своего лица страшную морду варанихи. Очевидно, Люся прониклась ко мне теплыми чувствами, поэтому и решила скоротать ночку около любимого человека. Спихнуть рептилию оказалось невозможно, и я, покорившись судьбе, задремала. Не жизнь, а театр абсурда, кому рассказать, не поверят. Сначала пьяная бабушка приводит двух парней, а потом в кровать валится обнаглевшая вараниха. Хорошо хоть они травоядные животные. Не хотелось бы спать безмятежным сном рядом с кровожадным созданием.

Утром Капа, весело напевая, жарила блинчики. Я решила приструнить ее и сурово сказала:

– Ты вчера напилась, как свинья.

– Кто? – подскочила старушка, переворачивая блин на сковородке.

– Ты.

– Я не пью совершенно, – заявила бабуся и ловко побежала к балкону, где стоит ящик с овощами, – веду трезвый образ жизни, и потом, Лампуша, где ты видела пьяную свинью? Это милое животное, так же, впрочем, как и я, совершенно не употребляет спиртного.

– Какого черта тебя понесло в кафе?

– Как это? – изумилась Капа. – Танцевать, конечно, ну проглотила парочку-другую бокальчиков, но ведь это ерунда.

– Танцевать?

Капа взбила ярко-красную челку и заявила:

– Не будь занудой, можно подумать, тебе сто лет.

– Но и тебе не двадцать, – парировала я.

– Согласна, – не обиделась Капитолина, – только где сказано, что человек после пятидесяти должен по вечерам гнить в кресле у телика? Мне охота веселиться. Детей я вырастила, внуков, кстати, тоже, сломалась на правнуках, устала. Мужей всех похоронила.

– Их у тебя было много?

Капа стала загибать пальцы:

– Толя, Сеня, Федя, Миша… Кого-то забыла… Никита! Нет, мы с ним не расписывались. А! Роберт! Вечно я его забываю, очень противный был, зануда и брюзга. По паспорту сорок лет, а старик стариком, вечно ныл: «Капа, веди себя прилично. Капа не надевай мини-юбку, тебе пятый десяток катит».

Будь его воля, нацепил бы на меня серый халат и противогаз. Кстати, Лампа, тебе никогда не приходило в голову, что если ты накрасишь глаза и губы, то станешь просто красавицей?

Сказав последнюю фразу, бабуся ринулась в коридор, откуда незамедлительно донесся вопль.

– Лампа, закрой сковородку крышкой, я за сметаной побежала, кончилась, зараза.