Хозяйка Судьба

Однако Ян не знал — он вообще много чего не знал, этот самоуверенный, но глуповатый Ян — что способ уничтожить его власть над волшебницей все-таки существует. Впрочем, начиная игру, Карл тоже не знал всех подробностей, зато он знал того, кто мог помочь ему эти тайны узнать. А еще Карл мог заплатить за запретное знание такую цену, которую вряд ли был способен предложить кто-нибудь другой. Игнатий его предложения не оценить просто не мог, и, разумеется, принял, хотя — видят боги — старика корежили (особенно поначалу) те же чувства, которые пытались проникнуть сейчас в холодное, как мертвый камень, сердце Карла. Великому Мастеру Кузнецов было наплевать на Яна, но Анну он любил, как дочь, или внучку, впрочем, желание увидеть Высокое Небо оказалось все-таки сильнее. И все случилось именно так, как и нарисовал задолго до этого в своем воображении Карл, потому что «силой взятое кровью и силой может быть отнято другим».

5

«Нет!»

Это не было словом. И даже мыслью это «НЕТ», скорее всего, тоже не являлось. Это было чувство или, скорее даже, ощущение, сродни ощущению жизни. Так человек или животное, любая живая тварь всегда знает, что все еще длит свое существование, даже тогда, когда, казалось бы, уже вовсе себя потеряла. И еще, это было отрицание, неприятие, полное и безоговорочное отторжение. Чувство невозможности того, что по всем признакам должно было являться и, возможно, являлось реальностью, истиной, правдой. А чувство гнева пришло позже, потом, вслед за самым первым, и потому самым искренним откликом души. И уже тогда, художественное чувство отвергло увиденное и пережитое, как нечто фальшивое и нечистое, напрочь разрушающее гармонию правды И сила этого гнева, этого отторжения, была такой, что мир, в котором Карл существовал, и сам Карл Ругер, как личность, творящая этот мир, взорвались огнем и болью. И все кончилось.

Глава 6 Зеркало Дня

1

Все кончилось. Карл снова был в зале Врат. Стоял, тяжело дыша и все еще содрогаясь от волн нестерпимой боли, прокатившихся мгновения назад через его тело и душу, а из резной каменной рамы, оттуда, где жизнь назад неслись сквозь великую Тьму Кости Судьбы, по-прежнему слепо глядела на него глухая, тщательно отшлифованная гранитная стена.

«Ничего».

Ему потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы осознать, что испытание его закончилось, но воспоминания о непрожитой жизни отпустили его не сразу, да и, отпустив, отступив в тень, вовсе не покинули, оставшись с ним, в его душе и сердце, и уже, по-видимому, навсегда. Впрочем, сейчас Карл находился в таком состоянии, что не смог бы даже с уверенностью сказать, какая из двух версий его жизни была истинной, а какая ложной. Изощренная ловушка, поджидавшая его в Зеркале Ночи, была — что и говорить — из тех, которые так просто свою жертву не отпускают. Если отпускают вообще. И Карл понимал — не умом, так сердцем — ощущал, знал, был уверен (насколько в таком деле вообще можно было быть в чем-то уверенным), что окажись он хоть немного другим, из этого «зеркала» ему уже не возвратиться. Возможно, впрочем, что плоть его и сохранила бы свой привычный облик, но, в любом случае, это был бы уже совсем другой человек, притом такой, каким Карлу — прожившему свою жизнь так, как он прожил ее на самом деле — быть совсем не хотелось.