Окрестные скалы четко вырисовывались по обеим сторонам бухты: Какая-то женщина снимала замок с двери аэрокасс — пудовый, им можно было запирать ангар с боевыми самолетами. С базара на автостанцию несли сумки с овощами, цветы.
Вахидов жил рядом с парком, в доме, где обитали многие уважаемые в городе люди. Рядом находился хлебный магазин, в котором хлеб всегда был свежим; "Гастроном", где хоть что-то можно было купить, кроме рыбных консервов, верблюжьего мяса и супных концентратов. Здесь же поблизости располагалась срочная химчистка, прачечная и спецполиклиника.
— Кто будет вести мое дело? — спросил Вахидов. — Вы?
— Нет. Областная прокуратура.
— Эти будут вести дело так, будто я действовал в одиночку и никто ничего не знал! Я промолчал.
— Все всё знали! Из той же прокуратуры постоянно звонили: "Две-три рыбы, пожалуйста… Или с килограмм икры! У нас гость из прокуратуры Союза!" А то записки присылали. Надо бы сохранять! — Вахидов совсем раскис. — Жену ждет удар, не знаю, как ей и сказать…
У парка он попросил остановить:
— Не надо к дому.
Он тяжело дышал. Как писал царь Соломон: "Есть время собирать камни и время их разбрасывать. Время жить и время умирать…"
Под деревьями я увидел двоих в кожаных пальто, это были те же следователи, что ждали Вахидова во дворе прокуратуры. Не дождавшись, они поняли, что их обманули, и переместились сюда.
— Хотите, я отвезу вас куда-нибудь, где вы сможете выспаться? поколебавшись, спросил я. — Это единственное, что я могу еще для вас сделать.
Он вопросительно взглянул на меня.
— Видите, те, в черном? Это за вами.
— Спасибо, — он покачал головой. — Я пойду. Голова у меня, слава богу, работает. Я еще не такое расскажу! Сейчас надо кричать во весь голос. Если свиньям этим ничего не напоминать, они и вовсе от меня откажутся…
Я проехал мимо областной больницы. Напротив находилась станция "Скорой помощи". Несколько "рафиков" стояло прямо на улице.
"Где оставить кассеты с показаниями Вахидова?"
Только после этого можно было ехать домой или в прокуратуру. В которой раз проезжая мимо железнодорожного вокзала, я вспомнил, что с вечера ничего не ел, остановил "Ниву" на стоянке, вышел на площадь.
Утро выдалось пасмурным, но дорога была оживлена. Шли в школу дети. На перекрестке молодая дама в туркменском национальном макси смотрела, как два ее малыша с портфелями перебегают дорогу. Видимо, дальше она их уже не провожала.
Я вошел в вокзал. Буфетов внутри не оказалось. В высоком, как собор, пустом зале под потолком свиристела цикада. Я вернулся на площадь. Ни один поезд в этот час не прибывал, не убывал. Сбоку, рядом ср входом, продавали пирожки. Я купил и, отойдя в сторону, начал есть.
Ничего толкового не приходило на ум. Я вернулся в машину, положил магнитофон на колени, включил запись.
Чужой голос, совсем не мой, только напоминавший его, задавал вопросы, Вахидов на них отвечал.
" — И сколько одна лодка доставляла в сутки?
— До ста осетровых каждый раз.
— А по весу?
— Примерно по пятьсот — семьсот килограммов в день круглый год. Иной раз привозили и до тонны…"
Я вырубил магнитофон.
"Размер нанесенного ущерба — миллионы рублей с одной лодки!"
Внезапно я вспомнил человека, которому смело мог оставить на сохранение кассеты.
Я снова сел в "Ниву", проехал с километр в сторону набережной, вышел и направился к молу.
Темная, тяжелая бирюза тянулась за горизонт, сквозь облака пробивалась узкая щелочка света. Я подошел ближе, "Александр Пушкин" чуть покачивался на зыбкой воде. Сквозь стекло рубки я увидел черную курточку капитана Миши Русакова. Миша словно отбивал поклоны — фуражка его то появлялась в стекле, то вновь исчезала. Он драил необычного вида лодку, пришвартованную к борту "Пушкина".
— Миша, — позвал я. Он не слышал.
— Миша Русаков! Капитан!
"Капитан" он сразу услышал — это было уже от профессии.
— Прошу вас, Игорь Николаевич! — смешные, как у моржа, усы затопорщились.
— Что это за агрегат у тебя там? — Я показал на лодку.
— Бесхозная. Хозяин так и не нашелся… Хотите, покажу ее в действии?
Русаков отвязал цепь, движения его были быстры и четки.
Один за другим он завел спущенные за корму лодочные моторы. Взревев и почти вертикально задрав нос, лодка выскочила в залив, оставляя за собой пенистый след. Вдоль бортов лодки тянулись длинные серебристые "сигары". Сделав круг, Русаков выключил двигатели — опустив нос, лодка вернулась на место.
— Игрушка, — сказал Миша Русаков. — Ни один милицейский катер не догонит. А это дополнительные баки с горючим, — он ткнул в "сигары". Используются в военной авиации.
Я показал Мише на причал — Русаков накрыл лодку маскировочной сеткой, поднялся ко мне.
— На судне полный порядок, — он полушутливо бросил руку к фуражке.
мы подошли к "Ниве". Я достал завернутые в "Водный транспорт" пленки.
— Это кассеты, Миша, — сказал я. — Очень важные для нас. Положи их подальше. И помни: о них никто не должен знать. Вернешь их только мне…
Миша улыбнулся:
— Хорошо, Игорь Николаевич!