Хозяин Древа сего

Птицы на деревьях сперва тоже разразились возмущенным клекотом, потом, как по команде, снялись с места и с шумом скрылись в лесной чаще. Короче, все общество пребывало в депрессии, лишь темноликая девушка все так же загадочно улыбалась. Однако, как только Дый с Варнавой скрылись за поворотом тропинки, флейта зазвучала вновь, вскоре к ней присоединилось взволнованное пение пастушек: «Танак хи танак джу сур никат авей, танак крипа кей диджей танакхи саран».

— То, что этот козел так чудно играет, делает его еще отвратнее, — не удержался Варнава.

— А ты не суди, не суди, монашек, как тебе велели, — через плечо бросил Дый.

— Да пусть его. Много вас таких… — огрызнулся Варнава на очередную колкость своего любезного хозяина. — Зачем он тебе вообще?

— Пригождается, как же. Для службы постельной очень даже пригоден, — Дый гнусно хихикнул.

— А если серьезно, — продолжил он, взбираясь на крутояр, — то способствует коррекции психологического состояния Теней в Ветвях. Верование массовое, предъявляем его, когда нужда бывает, пастве, он и проводит воспитательно-разъяснительную работу по нашему сценарию.

— Все как всегда: лжа твоя — ложь и лажа… Ты построил свой дом на вранье…

— Ну и что?

Дый остановился на вершине утеса, погрузив взор в вяло текущую реку. Варнава встал рядом.

— Я даю всем — и Продленным, и Кратким, и даже Теням — то, что они хотят. Разве это не милосердно?

— Не милосердно.

— Это с твоей, назарянской, точки зрения. А прочий пипл хавает, еще и добавки просит. Есть вот некий… рехнувшийся на всю голову художник, короче…

— Я знаю, о ком ты.

— Ну вот, пришла мне охота над ним стебануться. Все Шамбалу искал в Стволе, в горной стране, где нет ее, естественно. Ну, ходят легенды, слухи. И есть несколько выходов отсюда туда, как раз там, где он рыскал — тут не сильно ошибся. Я за ним приглядывал, потому как пригодиться мог. Волшебный камень, коим Шамбала создана, вожделеет. Ну, тоже деза для Кратких — им что камень, что куча дерьма, все едино слопают… Короче, выломал я кусок черной породы в горах, да и отослал ему почтой, — Дый довольно ухнул. — Принял, аки драгоценность велию, да и всем придуркам своим поклоняться велел. А грамотный ведь человек, Книгу эту вашу назубок знает, и что «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?»… А вот не въехал в хохму.

— Ну, что ты козел, это понятно, — равнодушно уронил Варнава. — А парня жалко — хороший ведь художник…

— Да и Синяя харя тоже музыкант хороший. А все у меня. Что до художника, так его баба накручивала. Бабы — они твари очень мне полезные…

— Опять долбил Ствол своим булыжником. Доиграешься, Дый…

— Да не убудет от твоего Ствола. Не пошла от той посылки Ветвь, значит, так в Стволе теперь и отпечаталось до Кроны… Давай-ка на тот берег кости перебросим, экскурсия-то наша продолжается, или как?

— Или как, — буркнул Варнава, вновь испытывая крепость дыевых объятий и вонь его брады.

Впрочем, на сей раз, прыжок был коротким, в миг они оказались на противоположном берегу. Здесь все было совсем не так, как на только что ими оставленном. Вокруг царила блеклая северная природа — неяркие полевые цветы, скромные березы, хмурые елки. Даже река виделась отсюда не роскошной тропической ленивицей, как с противоположного берега, а молчаливой чуть простуженной дамой, тихонько перебирающей четки мелких волн под стальной крышей неба. Вся экзотика того берега скрывалась в густом тумане, как убедился Варнава, кинув туда взгляд. Но и тут сквозь редкий лес вела удобная просека, по которой уже резво шагал Дый. Варнава, которому стало казаться, что серная вонь усиливается, поплелся за ним. Через пару минут вышли на ясную полянку со скошенной травой. Возвышался на ней немалый стог сена, к которому прилепился шалаш из того же материала. Больше тут ничего не было, лишь два чурбачка у дырки, ведшей внутрь шалаша, один из них был значительно короче другого. Впрочем, еще были звуки: Варнава совершенно отчетливо слышал скрежет бруска, водимого по железу — для только что выкошенной поляны явление совершенно нормальное. Однако самого косаря нигде не наблюдалось. Как только Дый с Варнавой подошли, звук смолк, зато ниоткуда раздался жалобный голос. Говоривший заметно картавил, и, кажется, тоже был простужен.

— Зд`авствуйте, зд`авствуйте, това`ищ Дый, — быстро заговорил голосок. — `Адость-то какая! А то думал, совсем меня забыли…

— Да что ты, Вован, разве ж тебя забудешь? Тебя ж никто не забудет, кто с тобой дело имел.

Дый говорил с подчеркнутым уважением, Варнава даже удивленно посмотрел на него, стараясь понять, подлинный решпект оказывает он бесплотному вещателю, или по обыкновению глумится. Углядев скрытую бородой ухмылочку, решил: «Глумится!».

— Ста`аюсь, батенька, ста`аюсь, — со смешком ответствовал голос. — А что это за юноша с вами?

— Да вот, зятек Варнава погостить приехал, — без зазрения совести врезал Дый. — Хороший парнишка, Дианка моя от него без ума.

— Ну, ваша чудесная дочуйка плохого выбо`а не сделает. Сразу видно: б`авый парень, настоящий П`одленный…