Киномелодрама. Фильм ужасов

Фильм начинался пышной и многолюдной сценой появления Долли и заканчивался он еще более масштабной секвенцией «триумфа Долли» в финале. Для более сильного впечатления режиссер Джин Келли разработал в этой сцене каскад весьма эффектных танцев, придумал множество комедийных ситуаций и придал в помощь Барбре Стрейзанд звезду такой величины, как Луи Армстронг (это была его последняя работа в кино). Здесь же прозвучала знаменитая песенка «Хелло, Долли!», ставшая шлягером еще со времен бродвейского спектакля.

В этом фильме все грандиозно, все «самое, самое». Такие картины принято называть «мамонтами» (стоимость постановки превышала 20 миллионов долларов), в них вкладывается все, что должно ошеломлять зрителя, а следовательно, и принести большие барыши. Грандиозно все, за исключением содержания. Фабула фильма определяется двумя обстоятельствами: 1) Долли посредница в матримониальных делах, следовательно все qui pro quo спектакля следствие этого сюжетного посыла, 2) Долли учительница танцев. Отсюда танцевальная стихия фильма, акцент на пластику хореографических композиций, мизансцен, характер вставных номеров.

В середине 70-х годов появилась мода на фильмы, не только воскрешающие прошлое, но и сделанные в эстетике, казалось бы, давно устаревшей. «Хелло, Долли!» типичный образец «retro». И дело не только в том, что действие фильма происходит в 1890 году и актеры носят стилизованные костюмы того времени, а в том, что этот мюзикл, снятый в конце 60-х годов, повторил все приемы голливудского киноспектакля 40-х годов. Демонстративное пренебрежение к содержанию, грандиозность постановки, купеческое богатство костюмов и декораций, экспрессия танцевальных композиций, обилие золота в интерьерах (что знаменовало богатство, шик), слегка подновленный стиль эпохи fin-de-siècle — все это напоминало времена безраздельного царствования на экране Фреда Астера и Джинджер Роджерс, Джина Келли и Джуди Гарланд, все это было близко «Оклахоме», «Американцу в Париже», все это напоминало режиссуру Винсента Минелли, Стэнли Донена и самого Джина Келли.

Пение, танец здесь могли быть совсем не связаны с фабулой, они возникали как вставные номера, призванные поддерживать нужную (всегда высокую) температуру зрелища, они же давали возможность звезде еще и еще раз блеснуть своим талантом, мастерством, красотой и т. д. Спектакль превращался в шоу звезды или же в демонстрацию изобретательности постановщика. Все это с легкостью обнаруживается и в «Хелло, Долли!», все здесь становится фоном для демонстрации вокально-танцевальной одаренности Барбры Стрейзанд. Исключение составляет лишь секвенция парада в Нью-Йорке, участником которого является Гораций Вандергельдер. Она никак не связана с сюжетом, это отдельная группа эпизодов, целиком принадлежащая Джину Келли, это его личное шоу. Хотя он и не присутствует на экране, все, что мы видим, призвано убедить нас в могуществе постановщика, придумавшего столь изобретательно, эффектно и, что главное, по-своему это впечатляющее представление.

Цель подобных киноспектаклей ошеломить зрителя масштабами, богатством постановки, яркостью звезд, фантазией постановщика. Еще в 50-х годах этот механизм вполне срабатывал, а вот в 70-х случилось непредвиденное. Скромные, почти камерные «Звуки музыки» снискали успех неизмеримо, несопоставимо больший, чем «Долли». Идеологи, рекламные специалисты, коммерсанты Голливуда задумались над этим фактом. То ли зрители устали от масштабов, то ли им понадобилось содержание, хоть какой-нибудь смысл экранной истории, то ли устарела сама формула подобного зрелища. Ответы на эти вопросы находились разные. Один из них нам кажется наиболее правильным и точным. Дело в том, что зритель, воспринимавший еще недавно фильм как зрелище, аттракцион, действующий главным образом на слух и зрение, сегодня ждет от кинематографа, главным образом, эмоционального переживания, идентификации с героями. Ему понятна обыкновенная героиня Джули Эндрюс («Звуки музыки»), он проникается мелодраматическим сюжетом и переживает все перипетии картины как очень близкие, а потому до чрезвычайности волнующие его. В «Долли» он лишен возможности переживать, экстравагантная, малоприятная Долли воспринимается им как свет далекой звезды, как нечто вне его личных интересов.