Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– Я не просился к вам и не рассчитывал на вашу откровенность, – сказал Андрей. Ему уже не нравилось быть в эпицентре сомнительных интриг. Как будто сидишь на раскаленной сковородке, а несколько едоков стараются утащить ее к себе на обед.

– Достаточно, – сказала Татьяна. Кончиком языка она облизнула четко очерченные губы, совсем как пантера, готовящаяся к прыжку. – Андрей предупрежден и будет молчать. Можно обойтись без клятв. Существуют другие способы понимания. Если вам неприятно то, что здесь происходит, вы можете встать и уйти. Никто вас не удерживает, и ничто вам не грозит.

«Ничего, – уговаривал себя Андрей. – И на сковородке можно посидеть с пользой для дела».

Он отхлебнул кофе, зная, что все смотрят на него.

– Продолжать? – спросила Анастасия Николаевна.

Андрей понял, что тактически он эту маленькую битву выиграл. Они не получили от него ни заверений в преданности, ни попытки уйти.

– Говори, тетя, – сказала Татьяна.

– Эти сокровища были отправлены в Стокгольм большевиками в восемнадцатом году.

– В тысяча девятьсот восемнадцатом году, – уточнил Алеша.

«Как же я не догадался, – подумал Андрей, – что он из их компании. Это же очевидно!»

– Тогда только что закончились переговоры с немцами, и те продвигались в глубь России. И никому не было известно, остановятся ли они или возьмут Петроград. Ведь его некому было охранять.

– В те дни, – сказала Татьяна, – революционные части были годны только на то, чтобы сражаться с контрреволюционными бандами. Немцы проходили сквозь них, как нож сквозь масло.

– Ты хорошо училась, – заметил Гаврилин.

– Я еще и много читала. Для себя, – сказала Татьяна.

– Перепуганные диктаторы думали уже о том, как унести ноги, – продолжала Анастасия Николаевна. – Они не верили в победу революции. Они кричали на каждом шагу об этой победе, они готовы были расстрелять любого, кто ставил под сомнение их власть, но сами-то ни во что не верили.

– Еще кофе? – спросила Татьяна.

– Нет, спасибо, – сказал Андрей.

Морщинистые щеки Анастасии Николаевны раскраснелись, словно их покрасили акварелью. А глаза оставались такими же голубыми и прозрачными.

– Долгие годы никто не знал об этом преступлении большевиков, – сказала Анастасия Николаевна.

– Но подозревали. Были слухи, – сказал Гаврилин. – Я сам кое-что слышал. Но ведь в архив Политбюро не попадешь.

– Этих документов не было в архиве, – сказала Татьяна. – Ни в одном архиве. Но нужные выводы можно было сделать из той секретной папки, в которой фиксировались заседания узкого состава Исполкома. Впрочем, вряд ли вам интересны технические детали.

«А сейчас терпи, даже голову не наклоняй, – уговаривал себя Андрей. – Как будто ты и слушаешь, и не слышишь».

– Вы меня слушаете? – спросила Анастасия Николаевна.

«Замечательно – она не уверена».

Андрей молча кивнул. Теперь можно кивнуть.

– И в самом деле, – продолжала Анастасия Николаевна. – Кому какое дело до документов? Но важно другое, и вы должны сейчас быть особенно внимательны. Речь идет о происхождении этих ценностей.

– Одной шкатулки, – уточнил Гаврилин.

– Когда царское семейство находилось в Тобольске, государь узнал, что предстоят обыски и изъятие всего ценного. При аресте и высылке Александра Федоровна успела взять и спрятать немало драгоценностей. Ведь неизвестно было, сколько времени придется провести семейству в ссылке и куда занесет их судьба.

Анастасия Николаевна замолчала, затем вынула из кармашка гимназического платья голубой платочек и промокнула им глаза, как будто опасалась, что слушатели увидят нечаянную слезу.

– Александра Федоровна передала ценности верным, как ей казалось, людям. Но верность проверяется в испытаниях. Священник и его свояченица, которым была доверена шкатулка, к сожалению, передали их властям предержащим, и эти шкатулки завершили свой путь в Москве.

В словах и интонации этой маленькой старушки Андрею чудилась некая Марфа Посадница, которая перед смертью на плахе обязательно должна изобличить гонителей.

– В белокаменной, – сказал Гаврилин.

– Помолчите, Алеша, – прошептала Татьяна.

– Это были ценности мирового значения, – сказала Анастасия Николаевна. – Фамильные драгоценности семьи Романовых.

– И притом нигде не учтенные, а со смертью императорского семейства и никому не ведомые, – добавила Татьяна. – Их привезли из Тобольска в Москву и сдали Свердлову. Среди тогдашних чекистов были не только стяжатели, но и мрачные идеалисты.

– Не исключено, что впоследствии смерть государя и его семейства стала следствием этого грабежа, – сказала Анастасия. – Лучше было спрятать концы в воду.

– Так можно свести к грабежу всю революцию, – возразила Татьяна.

– А я готова это сделать!

– Не надо, тетя, – сказала Татьяна. – Все куда сложнее.

– Мне лучше знать.

Татьяна была не во всем согласна с Анастасией Николаевной.

– Ах, милые дамы, – сказал Алеша Гаврилин. – Вы так эмоциональны! Лучше давайте ограничимся судьбой шкатулки. Судьба Российской империи останется за пределами нашего исследования.