— А по нашим сведениям, ваш муж, полковник царской армии Кобылинский был с бывшим царем в очень дружеских отношениях. И ему доверили, в числе прочих, спрятать часть царских сокровищ.
— Я ничего об этом не знаю. Ничего! И мы тогда не были женаты. Мы тогда только познакомились. Мне ничего об этом не известно! — Спасительная мысль о том, что они с Евгением не были женаты, пришла ей в голову только что и вспыхнула в ней как луч надежды на счастливое избавление. Она готова была на все, лишь бы вернуться домой, к сыну. Любой ценой, к сыночку, к родному, домой.
— Мне кажется, вы что-то недоговариваете, Клавдия Михайловна, — задумчиво проговорил следователь. — Давайте поступим так. Подпишите протокол и пойдите, подумайте в камере, возможно, в спокойной обстановке вам будет лучше вспоминаться.
Клавдия Михайловна побледнела, а следователь самодовольно усмехнулся. Он любил свою работу. Ему нравилось смотреть, как, входя к нему в кабинет, меняются люди. Ломаются сильные, честные начинают подличать, добрые и сострадательные становятся жестокими и черствыми. Шелуха слетает, а все нутро наружу лезет, подтверждая его аксиому: все люди скоты.
О тех немногих, кого сломить так и не удалось, он вспоминать не любил, да и было их немного, по пальцам пересчитать.
Клавдия Михайловна шла по гулким темным коридорам, заложив руки за спину, и представляла, что не так давно по этим же коридорам вели Евгения Степановича. Наверное, водили много раз, прежде чем отправили в Москву, а там уж и расстреляли. Она была уверена, что в чем бы ни обвиняли мужа, он никогда бы не сломался, не оговорил себя, не сдался. А сможет ли она? Выдержит? А сын?