— А в этом случае уже не важно. Если твой квартал осаждают, то либо хватит обычных средств, обычных — не значит плохих, отмечу, либо тебе уже ничего не поможет. Все–таки не забывай — хоть пятерка, хоть шестерка — идеальной защиты не существует. Дай только время, все сломать можно. Да и купить такую защиту никто бы не смог. И давай уж откровенно, даже в этом случае, жизни одного человека не хватило бы, а подхватывать чужую работу и продолжать ее развитие… — покачал он головой. — Да на подобном уровне…
Понятно. С кварталом в действие вступает система цены–качества. Но ведь и с городом такая же фигня. За тысячу лет и без шестого уровня можно такую защиту поставить… м-дя… Узумаки, вон, поставили. Так поставили, что сумели своей смертью фактически войну остановить. Воевать просто стало некому. Сколько там, старик говорил, было противников? Сорок тысяч? Против пяти тысяч Узумаки. Ну а возвращаясь к шестиуровневой печати, я так понимаю, что создать ее можно, хоть и трудно, а вот создать две–три и увязать их в систему… Я, конечно, еще ничего про печати не знаю, но если старик говорит, что даже жизни Узумаки не хватит, то и бог с ними, с этими шестерками.
— И на что способна печать шестого уровня? — спросил я из чистого любопытства.
— Ну, например, общаться с шинигами. — Программа–переводчик между людьми и шинигами? Дайте две. — На маске шинигами стоит именно шестиуровневая печать. Я потом тебе про нее расскажу. Она сейчас в Храме рядом с Конохой. Была одна запретная печать, что позволяла становиться саннином. Но шанс на это был крайне мал. Настолько, что ее определили в запретные. Слишком многие обратились в камень.
Многие? Сомневаюсь, что это были Узумаки. Люди слишком хотят жить, чтобы добровольно так рисковать, и раз их было много, вряд ли это были добровольцы. Хотя, такое тоже можно предположить… мало ли, вдруг плата была достойной. Но в мире постоянных конфликтов, да не найти «добровольцев»? Я бы точно платить не стал.
— И все? Три печати? — спросил я задумавшегося деда.
— Почему же, были и другие. Штук двенадцать в общей сложности. Я, если честно, не очень этим интересовался. Точнее, совсем не интересовался. Помню, как мой дед сокрушался, что потратил пол жизни ни на что. Он так и не смог сконструировать шестиуровневую печать. А ведь с его талантами мог бы стать каге, — покачал головой старик.
— А как вообще в Водовороте каге избирали? — метнулась моя мысль.
— Голосованием старейшин родов. Только вот стать каге могли лишь члены четырех главных ветвей. Кано, Широ, Дайчи и Сугако. Я был каге, твой отец был каге, а до меня каге был Рюске — глава ветви Дайчи. Тебе же, малыш, будет сложней всего — восстановить клан Узумаки. Сомневаюсь, что доживу до этого дня, но пока жив, сделаю все, чтобы помочь тебе в этом.
— Да ладно тебе, старик, — отмахнулся я. — Еще лет двадцать–тридцать минимум протянешь. За это время мы дважды клан восстановим.
— К сожалению, — улыбнулся он, — я еще старше, чем выгляжу. Сто два года, это и для Узумаки срок.
Вот ведь. Так я старше его? Э…кхм… ладно. Не буду шутить. Но и стариком его называть… ой, да пофиг. Мне сейчас пять, ему сто два, и не будем плодить сущности. К тому же, я и в своем мире себя стариком не ощущал и выглядел, к слову, на сорок. Это я хвалюсь, если что. Ведьмаков ранга «абсолют» настолько мало, что если не нам, то кому вообще хвалиться?
Хотя, я ж теперь даже не ведьмак.
Вот уже год я живу с дедом Джиро. Через четыре месяца после первого нападения произошло другое. Опять джоунины, опять кучка чунинов, опять Земля. В тот раз от того городка, где мы со стариком жили, осталась лишь половина, но больше всего мне было жаль гостиницу. Привык я к ней. Люди? А они мне кто вообще? Здесь, я имею ввиду этот мир, у меня нет ни родины, ни государства, которому я давал присягу, ни друзей. Лишь дед. Может, со временем, я и обрасту всем этим, да по–любому обрасту, но сейчас мне плевать на всех. Конечно, смотреть, как убивают ребенка, я не стану, но это скорей личные принципы и частный случай.
Есть еще гипотетический клан Узумаки, и стоит признать, тут меня шинигами сделал. Часть девиза ведьмаков России и некоторых стран Европы звучит как «во имя мое», что значит, скорей, твой род. Даже не так. Скорей, ты и все, что с тобой связано. Твоя семья, друзья, страна. Все то, что ты считаешь своим. Все, что твое — это ты, а во главе всего этого твоя личность. Имя. Здесь у меня не было ничего, лишь клан, о котором постоянно талдычил старик. Но талдычил именно в понятном для ведьмака ключе: ты -, это клан, а клан -, это ты. И когда старик ляпнул, что все мои деяния будут по умолчанию, цитирую: «во славу Узумаки, во имя твое, малыш», я понял, что уже не могу воспринимать этот десант в другой мир как работу. Клан — это я, а во имя свое я готов совершить многое. И пусть я не так подвинут на этом, как тот же Маклауд или, в чуть меньшей степени, Кощей, но и для меня это далеко не пустые слова.