Клерамбо

Они с негодованием протестовали против такого сравнения. Войну они считали гнусностью, а тех, кто ее ведет, подлецами.

– Но ведь, – мягко замечал Клерамбо, – некоторые, из вас тоже вели ее, и почти все в нее верили… Нет, нет, не возражайте. Побуждавшие вас чувства тоже были благородными. Вам показали преступление, и вы бросились уничтожать его. Ваш пыл был прекрасен. Но вы воображали, что кроме этого преступления других нет, и когда мир будет от него очищен, он вновь станет невинен, как в дни Золотого века. Для меня не новость это странная наивность, я уже видел ее во времена Дела Дрейфуса. Честные люди всей Европы (я был в их числе) словно никогда не слышали, чтобы невинный бывал до тех пор несправедливо осужден. Вся их жизнь была потрясена. Они взбудоражили весь мир, чтобы смыть это преступление… Увы, когда стирка была произведена (ее даже не довели до конца, потому что во время работы прачки смалодушничали и сам обеляемый тоже), мир остался таким же грязным, как и раньше. Видно человек не может охватить всей юдоли человеческих бедствий. Его слишком устрашают размеры зла; чтобы не быть подавленным, он останавливается на какой-нибудь одной точке, сосредоточивает в ней все зло мира и запрещает себе смотреть кругом. – Все это понятно, все это человеческое, друзья мои. Но надо быть мужественнее. Истина заключается в том, что зло есть везде; оно есть у неприятеля, оно есть также у нас. Вы его открыли мало-по-малу в нашем государстве. С той же страстностью, которая побуждала вас воплощать в неприятеле мировое Зло, вы собираетесь обратиться против наших правительств, разглядев их пороки. И если когда-нибудь вы убедитесь, что эти пороки есть также и у вас (а этого следует очень опасаться при вспышке революции, когда ревнители справедливости обнаружат под конец, что каким-то непонятным образом у них замараны руки и сердце), вы с мрачным отчаянием ожесточитесь на себя самих… Большие дети, когда отучитесь вы хотеть абсолютного?

Они могли бы ему ответить, что надо хотеть абсолютного, чтобы быть в состоянии сделать что-нибудь реальное. Мысль может забавляться оттенками. Действие их не допускает. Или одно, или другое. Пусть Клерамбо выбирает между ними и их противниками! Иного выбора нет…

– Да, Клерамбо это понимал. В плане действия иного выбора нет. Здесь все определено заранее. Как несправедливая победа фатально ведет к реваншу, который в свою очередь будет несправедливым, так и капиталистическое угнетение приведет к пролетарской революции, которая, по его примеру, тоже будет угнетать. Это бесконечная цепь. Тут какая-то железная ???? *, которую признает ум, которую он может даже почитать как Закон вселенной. Но сердце ее не приемлет. Сердце отказывается подчиниться ей. Его миссия сокрушить Закон вечной войны. Удастся ли ему это когда-нибудь?.. Кто знает? Во всяком случае ясно, что его надежда, его воля выходит за пределы естественного порядка вещей. Его миссия сверхприродного порядка, по существу религиозная.