Ключ от всех дверей

Здесь, в табачном дыму, под хохот завсегдатаев, моя тоска съежилась и уползла куда-то в темный угол. Мило в зале не было — что ж, подожду. Он непременно вернется, или сюда, или в нашу комнату. Какие бы чувства им не владели, так, на половине пути ученик меня не бросит — слишком сильна в нем преданность. Так что останусь-ка я пока тут. Тем более хозяин, даром, что мрачный тип, кажется, приготовил великолепный ягодный настой с пряными травами — как удержаться и не попробовать!

Серебро подействовало на угрюмого старика лучше всякого волшебства. Он разом преобразился, заулыбался и в довесок к источающей чудесный аромат кружке с напитком предложил мне пару горячих пирожков с мясом на деревянной тарелочке. Я не стала отказываться — на одну серебрушку в Доме Зверей можно было наесться до отвала в любой таверне. Но сразу же передо мною во всей красе предстала нешуточная проблема: где бы присесть со своими лакомствами? Сейчас уже давно миновала полночь, и таверна была битком набита людьми. Молодежь, охочая до приключений, опытные любители покутить ночь напролет, сказители, наемники и просто любопытствующие… Пожалуй, в зале не нашлось только купцов, которые жили по птичьим законам: вставали с рассветом и ложились за закатом.

— Леди не побрезгует присесть рядом с бродячим певцом? — послышалось над ухом насмешливое, когда я совсем отчаялась и собиралась уже вернуться к стойке и попросить еще и табурет.

Певцом? Звучит неплохо. Менестрели — хотя и шумный народ, но в большинстве своем порядочный. Кроме редких исключений, вроде недоброй памяти Суэло Аметиста.

— Не побрезгует, — обрадовано обернулась я. — Благодарю, сударь.

— Да какой уж сударь, — мрачновато улыбнулся мужчина, освобождая место на лавке. Встретив его на улице, вряд ли я заподозрила бы в нем певца. Вот воина — запросто. Сильные, мускулистые руки наверняка гармонично смотрелись бы с мечом с зачерненной гардой, седые волосы удерживались повязкой на лбу на манер наемничьей прически, между бровями залегла горькая складка. — Скорее, себялюбец и эгоист распоследний. Дело в том, что мне скоро выступать, а во время пения кто-нибудь может занять место…

— …а также покуситься на драгоценную влагу, способную утолить иссушающую горло жажду, — понятливо кивнула я, кидая искоса взгляд на полную кружку на столе — такую же, как мою. Судя по всему, алкоголю менестрель предпочитал заваренные травки — по крайней мере, до выступления. Сразу видно бывалого человека — молодежь частенько выпивает для храбрости, а потом на самой пронзительной строчке язык начинает заплетаться. Воистину, все беды от нерешительности.

— А вас не задевает такая мелочная меркантильность, которую не пристало показывать менестрелю? — с улыбкой поинтересовался певец, поглаживая гитару.

— Нисколько, — в тон ему ответствовала я, прихлебывая из чашки. Настой был восхитителен. Мило бы понравилось… Ох, зря я об этом подумала, зря… — Как ваше имя, сударь? — спросила я, чтобы хоть как-то отвлечься от печальных мыслей.

— Райниккен Скалле, — откликнулся менестрель и стащил с моей тарелочки пирожок. Мне на мгновение стало жалко угощения, но почти сразу я махнула рукой. Ничего, там еще один есть, а люди искусства — вечно голодные.

— Вы чужеземец?

— Да, — пожал он плечами. — Кажется, это очень заметно.

— Не сказала бы, — покачала я головою, пристально рассматривая Райниккена Скалле. Да, определенно — что-то в нем чуждое. Горбинка на носу, разрез глаз… Присутствуют неуловимо отличные от равнинных черты, но и на горца он не похож. В толпе на него и не подумаешь, что приезжий, да и говорит чисто. Впрочем, я и сама — чужачка на этой земле, однако все знают меня, как леди Опал, и никто и не усомнится в моем происхождении из Дома Камней… — Издалека прибыли к нам?

— Из-за моря, — угрюмо пояснил певец. Он не хочет отвечать или от рождения неразговорчив? Не настолько я исключительное существо, чтобы ради моей особы пересиливать свою нелюдимость или скверное настроение. В задымленном зале женщин столько же, сколько и мужчин — в Доме Зверей не считается зазорным девушке веселиться вместе с приятелями и приятельницами. Главное, чтобы рядом был старший попечитель — брат или верный друг семьи. Интересно, а Мило сошел бы за попечителя?

Не думай, Лале, не думай. Лучше обрати свое сиятельное внимание на мрачного менестреля — не каждый день приходится говорить с людьми, прибывшими с другого берега.

— И как там, за морем? — с любопытством подалась я вперед.

Райниккен кинул на меня взгляд украдкой и взял второй пирожок. Пусть берет, не жалко. Будет платой за рассказ.

— Обычно, — вздохнул певец, проглотив выпечку в пол-укуса. Точно — голодный. Что же тавернщик своего благодетеля голодом морит? Или плата за выступление — потом? — Люди живут, ссорятся, мирятся. Даже язык тот же, только говорят по-другому немного. Сейчас уже и не вспомню, как…