Ключи к полуночи

— Значит, вы считаете меня эгоистичным ублюдком? — произнес Шелгрин. — И что теперь? Что я, по-вашему, должен делать? Попытаться изменить ваше мнение обо мне? Просить прощения? Обещать, что больше так не буду? Что, черт вас побери, вы хотите от меня?

— Дорогой Том, позвольте мне так выразиться...

— Выражайтесь, как пожелаете.

— Я не думаю, что, когда их философия завоевала ваш ум, это было большой потерей для нашей стороны, — сказал толстяк. — И могу поспорить, что и средний капиталист не воспримет вас, как подарок.

— Если вы говорите все это к тому, чтобы сломить меня и заставить согласиться на пластическую операцию для моей дочери, то напрасно стараетесь. Давайте прекратим этот бесполезный разговор.

Петерсон негромко рассмеялся.

— У вас кожа, как у гиппопотама, дорогой Том. Вы непробиваемы.

Шелгрин ненавидел его.

Минуту или две они ехали молча.

Они ехали от пригорода к пригороду, минуя лесистые участки ландшафта и открытые поля, и только рассеянный свет на пологих холмах напоминал о дороге.

Обрывки облаков плыли высоко над головой, перпендикулярно дороге. Каждый раз, когда в небе вспыхивала молния, туман, застлавший землю, начинал резко светиться, как будто это был какой-то странный газ, используемый в лампах накаливания.

Наконец, толстяк произнес:

— Если мы попытаемся во второй раз вмешаться в память девушки, то могут возникнуть некоторые осложнения, и вам следует знать о них.

— Осложнения?

— Наш добрый доктор Ротенхаузен никогда не применял свое искусство дважды на одном и том же пациенте. Он сомневается.

— Сомневается насчет чего?

— В этот раз лечение может пойти не так успешно. Фактически, оно может плохо кончиться.

— Что вы имеете в виду? Что может случиться?

— Возможно, сумасшествие.

— Не шутите.

— Я не шучу, дорогой Том. Абсолютно, совершенно серьезен. У нее может приключиться буйное помешательство. Или она может стать невменяемой. Знаете, только сидит, тупо смотрит в пространство, "овощ", неспособный разговаривать или сам есть. А ведь все может кончиться и просто смертью.

Шелгрин долгое время задумчиво смотрел на толстяка и, наконец, произнес — Нет, я не верю. Вы все это придумываете.

— Поверьте, это правда.

— Вы придумываете это, чтобы я боялся послать ее к Ротенхаузену. Тогда моим единственным выбором останется — позволить вам отправить ее домой, чего вы и желаете.

— Я с вами откровенен, дорогой Том. Ротенхаузен говорит, что ее шансы успешно выдержать лечение не очень велики — менее пятидесяти процентов.

— Вы лжете, — произнес Шелгрин, — но все равно, даже если это и так, я выбираю Ротенхаузена. Я отказываюсь, чтобы ее отослали в Россию. Лучше видеть ее мертвой.

— Может быть, — сказал Петерсон, — может быть, вы и увидите ее мертвой или хуже.

Дождь шел с такой силой и такой плотной стеной, что Гарри, шоферу толстяка, пришлось съехать с дороги. фары не могли пробить темноту дальше, чем на пятнадцать-двадцать шагов. Они припарковались на обочине дороги, на стоянке рядом с мусорными бачками и столиками для пикников. Гарри сказал, что дождь непременно кончится через минуту или две и тогда они смогут снова отправиться в путь. Толстяк сунул в рот еще один терпко-ромовый кружочек, оттер пальцы и прямо захрюкал от удовольствия, когда леденец начал таять на языке.

Воздух в салоне "Мерседеса" был спертый, влажный и душный. Окна начали запотевать.

Шум дождя был такой громкий, что сенатору пришлось повысить голос.

— Это был просто кошмар какой-то, когда мы тайно переправляли ее с Ямайки в Швейцарию.

— Я помню все это слишком хорошо, — сказал Петерсон.

— Как вы предполагаете вывезти ее из Японии и доставить к доктору Ротенхаузену?

— Она сама облегчает эту задачу. Они с Хантером собираются в Англию, чтобы исследовать дела Британско-Континентальной страховой ассоциации.

— Когда?

— Послезавтра. У нас есть план относительно их. Мы оставим кое-какие улики, которые они не смогут пропустить. Эти улики уведут их из Лондона прямо в Швейцарию. Мы наведем их на Ротенхаузена, а когда они найдут его, мы позволим ловушке захлопнуться.

— Вы говорите так уверенно...

— О, я совершенно уверен, дорогой Том. Они не причинят нам больше беспокойства. Они всего лишь две маленькие мышки, что уже ухватились за сырную приманку в мышеловке. К субботе или воскресенью Хантер будет мертв... а ваша милейшая доченька окажется в клинике Ротенхаузена.

Глава 44