Даже на стороне русских при защите от немецких завоевателей на протяжении всего XIII в. не было единства. Перспектива интенсификации выгодной торговли на берегах Западной Двины давно уже побуждала полоцких князей к поиску равновесия. В договоре 1212 г. они гарантировали себе свободный торговый обмен на Западной Двине и отказались за это от своих унаследованных суверенных прав в Лифляндии[150]. Князья Кокенгаузена[151] и Герсике под давлением обстоятельств были уже готовы к заключению формального ленного договора с рижским епископом[152]. Торговые дела вынуждали русских людей селиться в Риге, к большому неудовольствию папы, который хотел в письме от 8 февраля 1222 г. отказать «схизматикам» по крайней мере в демонстративном осуществлении особых церковных обычаев[153]. К самым авторитетным пограничным врагам относили князя Владимира Мстиславича из смоленской династии, который, будучи избран псковским князем, отдал свою дочь в жены брату рижского епископа Теодориху и поэтому был изгнан жителями города. Впоследствии он неоднократно менял свои позиции и участвовал в войне с обеих сторон[154]. Его сын князь Ярослав овладел вместе с немцами в 1233 г. Изборском в результате внезапного нападения; в 1240 г. мы вновь находим его в ополчении, которое возглавлял дерптский епископ Реманн, против Изборска и Пскова. Но это явное предательство русского дела отнюдь не помешало его более поздней карьере в качестве князя Нового Торжка[155]. В этой связи можно упомянуть и о сообщении Новгородской летописи об отказе псковичей в 1228 г. присоединиться к военному походу новгородского князя Ярослава против немцев[156].
И на противоположной стороне трудно выявить постоянную готовность к военной экспансии исключительно только в отношении соседних русских территорий. Если следовать автору Лифляндской летописи, то борьба против «схизматиков» была необходимостью, она понимается скорее как превентивная мера по устранению ущерба, который мог быть нанесен вновь обращенным язычникам, или как ответные удары на предшествующие нападения. В папских предостережениях русские упоминаются всегда как противники латинской церкви, если они вступали в союз с опасными язычниками. В сообщениях Генриха Латвийского во многих случаях можно найти известную гордость и восхищение методом ливонцев, которым умело удавалось сочетать миссионерство и власть, в то время как русским посредством многочисленных и сильных войск не удалось завоевать даже одну крепость и обратить в христианство ее жителей[157]. И лишь под впечатлением западных успехов русские князья явно стали практиковать посылку священников как действенную оборонную меру[158].