Князь Русской Америки. Д. П. Максутов

Американское направление внешней политики не было связано с выживанием России. Так себе — политический факультатив азиатских дел. Американскими делами, как вспомогательными, занимался Азиатский департамент российского МИДа. Не было в Америке жизненно необходимых ресурсов, за которые стоило бы бороться. Меха того не стоили, золото еще не было найдено, загадочная нефть еще не востребована Потенциал далеких территорий для трона или будущих поколений казался сомнительным. Российская граница на американском континенте не была естественной с точки зрения формирования империи. Во всей полноте это проявилось, когда новые хозяева Аляски стали проводить разграничительные линии бывших русских владений по меридианам, чего никогда не допускалось в Старом Свете. К тому же у России не было возможностей защищать свои колонии. Хотя военная опасность на конец 60-х гг. позапрошлого века была сомнительна; ни у кого не было реальных возможностей взять Аляску силой у русских. С точки зрения обретения политических союзников в лице сохранивших единство Северо-Американских Соединенных Штатов, уступка не казалась столь необходимой. Беспринципность (по К. Марксу) русской и американской политики была соизмерима. Еще колониальный ревизор П. Головин, вернувшись из Русской Америки, обращал внимание Великого князя Константина на то, что «сочувствие к нам американцев будет проявляться до тех пор, пока оно ни к чему не обязывает или пока это для них выгодно». Но сделанного не воротишь. И в 1869 г. с потерей следовало смириться. Боль от травмирующего политического прецедента — добровольного оставления «собранных» земель — постепенно утихала в российском обществе. Правительство тем более не было склонно оглядываться. Фактически одним решительным противником продажи колоний, изложившим свою позицию системно и страстно, оказался чиновник среднего звена Азиатского департамента МИДа барон Ф. Остен-Сакен. Он составил соответствующую записку, где заметил, «что несколько миллионов и даже десятков миллионов рублей едва ли имеют государственное значение в империи, имеющий около полумиллиарда ежегодного дохода и расхода, и более чем полтора миллиарда долгу». Беда в том, что эта записка опоздала и не была прочитана не только первыми лицами империи, но даже мидовскими начальниками барона-патриота.

Великие реформы Александра Освободителя набирали ход. Выбор в экономическом развитии страны был сделан в пользу частной инициативы. Эта частная инициатива требовала свободного труда и, как строже скажет экономист, иной формы принуждения — экономической. Как всегда, накапливалось и недовольство реформами в народе. Страна мучительно нащупывала новую гармонию между социальными слоями. На этом фоне политико-экономический режим американских колоний просто тянул всю обновляющуюся Россию назад.

Министр иностранных дел А. Горчаков сделал для Александра II обзор российской внешней политики с 1856 по 1867 г., где угодливо отметил, что все начинания Императора получили абсолютную и полную поддержку всех интеллектуальных, нравственных и материальных сил страны. Очень может быть, что так все и было.

Есть еще одна цепочка событий, на первый взгляд причинно не связанных с продажей Русской Америки, а только совпадающих по времени. В канун принятия решения об уступке колоний императорская семья была серьезно озабочена династическими вопросами. Семейные неурядицы, обострение проблем престолонаследия всегда ослабляли политическую волю монархов. Мировая история знает примеры, когда царства терялись из-за смерти или болезни даже не первых лиц правящих фамилий. В то время реформ умер цесаревич Николай Александрович, старший сын Императора Александра II. Весной 1865 г. наследником престола выпало быть Александру Александровичу. Ему предстояло стать третьим Александром на русском троне. Цесаревичу досталась и невеста старшего брата датская принцесса Дагмар, ставшая в России Марией Федоровной. Александр Александрович любил брата и, наверное, влюбился в его невесту, когда брат ушел навсегда. Тем более что Николай Александрович завещал заботиться о девушке. И отец Великих князей, хорошо относившийся к датской принцессе, был рад сохранению династического союза. Дания — это не только страна загадочных принцев и прекрасных принцесс. Это еще и контроль над Балтийскими проливами. Российские подданные, особенно не вдаваясь в большую политику, искренне полюбили датчанку, даже гостиницы в ее честь называли. Например, «Дагмара», что была в доме № 9 по Садовой улице в Петербурге.

На российском троне было три царицы Марии Федоровны, каждая по-своему несчастная. Мария Федоровна Нагая, жена Ивана Грозного, была выслана с сыном Дмитрием в Углич. Сын погиб, мать была пострижена в монахини. Не обрела она сына и в юноше, вошедшем в историю как первый Лжедмитрий. Жена Императора Павла, принцесса Вюртембергская, стала второй несчастной Марией Федоровной. После убийства мужа она увидела двух своих сыновей на тро-

^

не — Александра и Николая — и одного, Константина, весьма близко от трона.