Книга Пророков

Глит вздрогнул и развернулся. На его морде блуждала отсутствующая улыбка, никак не относящаяся к мастеру, ибо она свидетельствовала лишь о том, что лемут узрел нечто, намного превосходящее как его самого, так и все, что есть в этом проклятом мире. Узрел истину. Истина светилась в его мутных доселе глазах. Истина проглядывала в осанке. Это был уже не лемут, но кто-то другой, вечный и могущественный, древний, словно сама Вселенная.

— Похоже, ты не узнал меня, мастер, — ровным и даже певучим голосом произнес глит.

Грудь С’таны точно пронзила раскаленная стрела. Он повалился на колени и поцеловал прах меж ступней глита:

— Прости, о Всемогущий, мой разум помутился!

— Я прощаю тебя, — сказал лемут, — ибо ты верно служил мне долгие годы. Ибо я милостив.

Мастер не смел поднять глаза.

— Я пришел, чтобы предупредить, — продолжал стражник, — враг на пороге твоем. Враг в сердце твоем. Замыслы твои подобны путнику, идущему по тонкому льду. И есть сила, способная превратить их в пепел и прах. И сила эта заключена в Книге. И Книга подвластна человеку. Долгое время Книга спала. Но теперь настала пора пробуждения: явился на свет тот, кому дано пробудить ее. И когда проснется она — тогда ты узришь, как камни обращаются в пыль, как твои слуги присягают неверным, как мир проваливается в пучину хаоса.

— Назови имя, о Владыка! — взмолился мастер. — И я остановлю нечестивца.

— Дигр, — прозвучал ответ. — Но ты должен не только остановить его, но и завладеть Книгой Пророчеств! Только тогда ты станешь всесильным. Только тогда…

Последние силы оставили мастера, и сознание его потухло, словно пламя свечи, убитое безжалостным ветром. А потом, когда мир вновь предстал пред его очи, на арбалетной площадке уже никого не было. Разыгрался шторм. Море взбесилось — огромные волны бросались на крепостную стену, словно разъяренные звери.

С’тана с трудом поднялся и направился в зал Могущества Нечистого, пытаясь понять: действительно ли к нему снизошел сам Владыка, или несколько дней без отдыха побудили его сознание выйти из повиновения воле вслед за разболевшимся телом.

Мастер вынырнул из воспоминаний. В нем не осталось и следа того разочарования, что напало на него по известии об исчезновении предсказанной Владыкой реликвии.

— Клянусь, я исполню волю твою, — прошептал адепт, — я истреблю всех врагов твоих, дабы настало царствие твое!

С’тана повернулся в экрану и стал внимательно вглядываться в отметки магических амулетов, перемещающихся по карте побережья.

Как он мог забыть! Как он мог! Ведь за десятилетия, прошедшие с тех пор, как лазутчики его учителя, великого С’даны установили в замке излучающий ужас кристалл, только два человека проникли в его стены. Первый — это киллмен Рой Дигр, явно получающий удовольствие от борьбы со своим страхом. Второй — Вулли Паркинс, которого он привел в замок своими собственными руками и оставил там без присмотра. Значит, и книга может находиться только у вечно голодного толстяка. Которому не далее как сегодня утром — не иначе как по наущению Владыки — пришло в голову украсть амулет у Чака, посланного разворошить кладбище и нагнать на окрестных жителей лишнего страха, чтобы понапрасну из домов не высовывались и любопытства не проявляли. А значит…

— Вот он! — с облегчением вздохнул С’тана, ткнув в экран тощим пальцем. — Уходит на запад.

Он откинулся в кресле и закрыл глаза, устанавливая мысленный контакт с лорсом киллмена. Сейчас это нетрудно: священник без сознания и не способен воздвигнуть ментального экрана, а его скакун слишком глуп, чтобы ощутить воздействие. Вот пусть и поворачивает за чересчур прытким толстяком. На запад!

Глава 12 Аншаб

Мало натоптанная, извилистая тропа петляла меж вековых сосен. Деревья были столь огромны, что казалось, будто кудлатые облака, плывущие по тусклому осеннему небу, цепляются за их верхушки. По обе стороны обосновалось болото, оно раскинулось на десятки, если не сотни лиг, и по тому, как твердая почва то и дело уступала место болотной жиже, можно было заключить, что тянуться тропе осталось не долго.

Тайг — молчаливый и величественный — стоял на страже своего царства. И всадник на лорсе был здесь чужим, как и тот город, из которого он явился, как и та тропа, по которой лежал его путь.

Лорс то и дело оступался, копыто проваливалось в болотную топь, и животное недовольно фыркало и прядало ушами. Тогда всадник трепал его за ухом и шептал:

— Потерпи, потерпи, дружок, скоро ты получишь отдых, скоро я задам тебе самого лучшего во всем Атви овса. Скоро ты станешь королем среди лорсов. — И животное брело дальше, задевая раскидистыми рогами за мокрые ветви.

Всадник был измучен и едва держался на спине своего скакуна. Походное одеяние пропиталось кровью и было изодрано, руки едва цеплялись за гриву — сбруя на лорсе отсутствовала.

Из оружия у наездника была лишь секира с темной рукоятью. На груди висел массивный боевой крест, сработанный из темной бронзы. Грани креста были тщательно отполированы, и всякий раз, когда на них попадал случайный луч солнца, ослепительно блистали.