Книжный в сердце Парижа

Я спросила ее, зачем она привезла меня посмотреть на Христа. Она была здесь с Петером, когда ей было семнадцать лет, но не смогла разглядеть статую за неимением батископа. Петер, ее первая любовь, был немцем, но потом она уехала в Париж, и они потеряли друг друга из виду. Вторая причина проста: какой бы ни была твоя вера, главным принципом остается безусловная любовь, любовь без всяких ожиданий, когда ты ни к чему не принуждаешь и не удерживаешь любой ценой. Христос – символ этой любви, он поможет нам пробудить ее в себе и осознать. Мы имеем право быть самими собой, но вместе с тем мы должны предоставлять эту свободу другим.

Я думала о родителях, о судьбе, которую они представляли для своей единственной дочери, я думала о брате. Если бы он все еще был с нами, родители не остались бы одни, когда я уезжала с тетей, у меня был бы шанс стать актрисой, я могла бы совершать ошибки, если бы этого пожелала, могла бы готовить и есть столько сладостей, сколько захочу, толстеть, не выходить замуж и закончить свои дни в доме, населенном кошками. Я ненавидела брата за то, что я здесь, в бухте Сан-Фруттуозо, хотя мне следовало быть дома. Из-за него страдали мои родители и, кажется, любили меня чуть меньше. А еще я ненавидела свою тетю. Она увезла меня к морю, нарушив равновесие, которого я с таким трудом достигала. Она переворачивает мою жизнь с ног на голову и уезжает. Как всегда.

Вернувшись в Сан-Теренцо, мы поняли, что опоздали на последний поезд в Милан. Мы переночевали в небольшом пансионе. Мы не знали, что бабушка Рената только что скончалась. Что мой отец узнал что-то ужасное о моей тете. Что это наша последняя поездка.

– Испытывать ненависть вполне нормально, – говорит мне Виктор.

Он смотрит на меня с волнением. Я понимаю, что выложила ему все.

– Вовсе нет, – отвечаю я.

Я знаю, что это ненормально и что этого делать не стоит. К тому же у меня нет для этого никаких оснований. Если бы только я могла быть довольной своей жизнью и перестала постоянно думать о том, что все могло быть иначе.

– Тебе страшно возвращаться, – отвечаю я, – а я с тех пор боюсь уезжать. Боюсь, что в мое отсутствие дома может произойти что-то страшное и я не смогу ничего исправить.

Виктор подходит ко мне ближе.

– Я сразу подумал, что у нас много общего.

Я украдкой смотрю на свое кольцо.

– И ты был прав?

Вода Сены рябит от ночного ветра. На набережной только мы одни.

– Похоже на то, хоть ты и выглядела как стюардесса.

Я слегка толкаю Виктора в плечо, он поднимается с намерением увильнуть, я устремляюсь за ним. Вдруг он поворачивается, и мы оказываемся так близко, что наши губы вот-вот соприкоснутся. Начинается мелкий дождь, который лишь слегка мочит нас. Я предательски натягиваю берет ему на лицо и спасаюсь бегством.

«Уходи, – сказала мне мама. –
Уходи отсюда».
Мне было мучительно стыдно
И я была свободна.

Пятница

27

– Знаешь, что я подумал? – небрежно бросает Виктор. Мы пьем кофе в квартире Джорджа. – Неплохо бы нам съездить в Камарг и посмотреть на фламинго.

Я как-то видела Камарг в документальном фильме – это было прекрасно и чем-то напоминало Южную Америку. Там обитали белые лошади и быки, фламинго, цапли и разнообразные птицы, летающие над полями и солончаками.

Отправиться в путешествие с приключениями тоже значится в списке моих желаний.

– Ты с ума сошел? – отвечаю я Виктору. – Мне нужно ехать домой.

Но Виктор настаивает, утверждая, что мы можем поехать автостопом из южной части города, поймав попутную машину у Триумфальной арки. Надо найти возможность добраться до Лиона или его окрестностей, а уже там взять попутку до Камарга. Виктор не раз путешествовал автостопом. По его словам, мы можем остановиться в «Мас де Мария» – гостинице в Сен-Мари-де-ла-Мер[68], где работает парень, с которым он познакомился здесь, в книжной лавке. Он обязательно нас у себя примет.

– Олива?

В квартиру заходит Сильвия Уитмен в сопровождении Колетт, которая радостно прыгает вокруг меня и виляет хвостом.

Я улыбаюсь: благодаря ей я чувствую себя членом семьи.

– Недавно звонила твоя тетя, – сообщает Сильвия, проводя рукой по светлым кудрям. – Она сожалеет, что не смогла прийти вчера вечером, но передает тебе послание. – Сильвия достает из кармана клетчатого платья листок бумаги и читает: «По всей вероятности, Джонни Дойл сделал ставку на самого себя через подставное лицо. Несмотря на то что фаворитом является Безудержная Страсть, победу одержит Ванильная Мечта».

Она протягивает мне записку.

– Имеется в виду Лоншан[69]. В кассе лежат билеты на твое имя.

– На мое имя? – спрашиваю я слабеющим голосом.

– Тебе идут распущенные волосы, – заявляет Сильвия.

Дотронувшись до затылка, я понимаю, что забыла прицепить заколку.

– Ты выглядишь совсем по-другому, – добавляет Сильвия, берет со стола книгу и спускается вниз.

Но почему Вивьен не попросила меня к телефону? Почему она постоянно оставляет мне странные указания и не приходит сама?

Я верчу в руках ее записку.