Кофейные истории

– Отнюдь, – ответила я и сама пригубила кофе. – И даже не праздное любопытство. Вы ведь действительно гениальный повар, мистер Мирей. Малейшие отклонения в рецептуре не ускользают от вашего внимания, даже если бхаратскую ваниль заменить колонской. И вот представьте, что перед вами чашка… предположим, с крепким чёрным чаем, – пощадила его я, в последний момент изменяя фразу. – И тот, кто подал его, отнюдь не похож на убийцу. Но что-то смущает вас, некое подозрение, не подкреплённое ничем, кроме смутных предчувствий. Что вы сделаете?

Признаться, в любой момент я готова была свернуть разговор, перевести его в шутку. Но марсовиец вдруг посерьёзнел и погрузился в размышления, шепча нечто вроде: «о, прозрение, уи, уи»; его пальцы механически поглаживали нижнюю губу, но он даже не осознавал собственных действий.

Эллис был прав: в прошлом этого человека скрывалось нечто весьма любопытное.

– Не стану пить, – наконец ответил Рене Мирей, и на лбу у него появилась тонкая морщинка-трещинка. Вечная сияющая улыбка угасла, а с нею исчезла и показная самоуверенность. – И другим не позволю, нет.

– Почему? – продолжила я. Очень захотелось взять веер, чтобы скрыть волнение, отвлечь внимание от своего лица, повертев что-нибудь в руках… Разговор получался напряжённым. – Подозрение значит больше, чем опасение показаться глупым или эксцентричным человеком?

И он вновь задумался, прежде чем ответить.

– Но подозрение никогда не бывает совсем пустое. Всегда есть корень, суть… – Мирей защёлкал пальцами, пытаясь подобрать слово; на сей раз я не вмешивалась. – Всегда есть основа. Вот передо мной чашка, её подала очаровательная женщина, цветок, услада для глаз! – попытался он пошутить, но вышло тускло, словно на него падала в тот момент тень неких печальных воспоминаний. – Но что-то мне не нравится. У женщины дрожали руки? Может быть. Дело в чае? Возможно. Вид, запах – чувства зрячи, разум слеп. К аромату чая примешивается металл или чеснок, и я говорю себе: «Они плохо вымыли чашку на кухне, приятель». Я называю это подозрением. Но разве оно беспочвенное?

Я опустила взгляд, вспоминая, как дерзко, с вызовом поставила передо мной чашку леди Фэйт, и запах, показавшийся слишком резким, и будто бы тягучую, маслянистую жидкость…

Так только ли в вещем сне было дело?

– Пожалуй, вы правы, – вздохнула я, и не пытаясь уже делать вид, что это всего лишь светская беседа. А затем попросила: – Рассказывайте свою историю до конца, мистер Мирей. Сейчас это более чем уместно. Как принято говорить… Удачный момент?

Он непонимающе моргнул.

– Простите, что?

Я улыбнулась:

– Прозвучало слишком много подробностей для абстрактного примера. И мне хотелось бы услышать вашу историю именно от вас, а не от Эллиса. Или, чего хуже, от маркиза Рокпорта.

– Вы страшный человек, леди Виржиния, – очень серьёзно ответил марсовиец.

– Чудесные пирожные, мистер Мирей. А ваш кофе остывает. Вам не нравится? Там нет мышьяка, клянусь – только ваниль, корица и карамель.

Уголки губ у него дрогнули.

– Сдаюсь. К тому же вы правда могли услышать это позже, в неудачное время… – добавил он печально, немного напоминая сейчас несправедливо обиженного ребёнка. – Я действительно уже видел, как люди умирают от яда. Из-за последнего случая мне пришлось переехать в Аксонию, потому что на мою репутацию в Лютье посадили изрядное пятно: в доме, где я работал, некто Дюкро упал замертво. Буквально, миледи.

Это не было неожиданностью, нечто подобное я и подозревала.

– И обвинили вас.

– Да. Потому что мсье Дюкро оказывал мне знаки внимания, а я имел неосторожность резко ответить, – пояснил Мирей, и на скулах у него появился едва заметный румянец… но, скорее, не из-за смущения, а от злости. – А потом созналась служанка, у неё… у неё было нежеланное дитя от мсье Дюкро. И, хотя меня оправдали, пришлось переехать. Это было утомительно, неприятно, однако я не жалею и… и… вообще-то я хотел рассказать о другом случае, – и голос у него резко сел. – Тогда мне было четырнадцать лет, леди Виржиния. Я находился в обучении у очень хорошего человека, работал в одном доме. Однажды мадам, молодая, красивая женщина, дала мне чайник и чашку – и велела отнести хозяину. Хозяин был немолод, но богат, слуги шептались, что мадам его не любила. И мне показалось тогда, что чай пах странно. Я его вылил. Наутро мадам спросила меня, пил ли хозяин чай, и я ответил, что чай, наверно, испортился. Она отхлестала меня перчатками по щекам, потом заплакала и попросила не рассказывать никому, – нервно усмехнулся Мирей и потёр лицо. – Хозяин потом всё равно умер, очень скоро. А мне до сих пор снится иногда, что я несу по длинному-длинному тёмному коридору чашку. Чай пахнет странно. И в таких снах, леди Виржиния, я всегда испытываю очень сильную жажду.

На мгновение я ощутила укол совести за ту шутку, с которой начала этот разговор. Пожалуй, мистер Мирей ещё хорошо держался…