Когда мертвые заговорят

Если Дориан умрет, она не станет искать его в других мужчинах. Возможно, где-то там, за пределами Эттон-Крик, есть еще один хороший парень, но он не будет Дорианом. У него не будет таких же пронизывающих глаз, у него не будет такого же цвета волос, он не будет одержим Криттонским Потрошителем. Он не станет сидеть до трех ночи, чтобы подготовить лекцию, он не будет работать в морге. Тот парень не будет любить ее так, как любит Дориан.

Поэтому она решила не думать об этом. Если в юности она могла отправиться в психушку, чтобы сжечь ее и выкурить оттуда врачей и своего младшего брата, если в детстве она могла взломать дверь и пробраться на каток, если тогда она могла драться с девчонками (а один раз даже с парнями), сейчас все иначе. Единственное, что она может сделать – это быть с любимым человеком до самого конца.

Кроме прочего, – Альма откинулась на сиденье, прикрыв уставшие глаза ладонью, – возможно, Дориан и не умрет.

Она посмотрела на него и, облизав губы, сказала:

– Зря я швырнула в тебя туфлей.

– Ты и шваброй пыталась меня ударить, но ничего. – Дориан помолчал, подбирая слова. – Скоро все наладится.

– И я так думаю, – с готовностью отозвалась она. – Я верю, что Аспен скоро выйдет из комы. Он не обычный парень. Он ведь умер, когда был маленьким. Я думаю, именно поэтому у него видения.

– Да, я понял, – отстраненно произнес Дориан. Он испытывал неловкость, говоря о видениях Аспена с Альмой, потому что ему казалось, что она не понимает всей сути. И хуже всего было то, что он не мог ей объяснить и рассказать всей правды. Не мог сказать, что она права, что ее брат был мертв и притащил с того света эту способность к ясновидению. Он наблюдает смерти других людей и саму Смерть. Ему не грозила опасность быть убитым, когда он встретился лицом к лицу с Ноем в его доме, потому что Аспен и так был наполовину мертв.

Дориан не мог признаться Альме в том, что он считал, что Аспен не желает возвращаться. Это его осознанное решение. Будто у него тоже есть незавершенное дело. Точно такое же, как у Дориана.

Развивать эту тему они не стали. Альма достала с заднего сиденья покрывало и, набросив на грудь, подтянула его к подбородку.

– Увеличить температуру? – спросил Дориан, заметив ее манипуляции, но Альма покачала головой, пробормотав:

– Мне так уютнее.

– Разбужу, когда приедем, – сказал Дориан. Альма лишь кивнула. Она уже догадалась, что едут они в деревеньку под названием Криттонский ручей. Ее образовали домики «лесных жителей», как говорила Альма – людей, которые решительно отделились от городской жизни. Они пропагандировали здоровую пищу, выращивали в теплицах урожай и добывали мед, и затем все это продавали на рынке и городских ярмарках. Зимой деревня напоминала миниатюру в снежном шаре: вокруг заснеженный лес да горы, люди катаются на лыжах…

Сейчас местность мало чем напоминала красивый снежный шар. В деревне Криттонский ручей имелось всего-то четыре улицы, одно кафе и та самая часовенка. Дороги – кое-где асфальт, но по большей степени грязь и камни.

День в Криттонском ручье заканчивался уже в восемь. Горящие тут и там одинокие фонари осветили пустынные дороги, квадратные коробки белых домов с темными окнами, перебегающих дорогу бродячих, но упитанных собак.

Альма мирно посапывала на соседнем сиденье, а Дориан преодолел деревню и двинулся чуть дальше, где за полосой леса находился охотничий домик его отца. От домика до часовенки совсем ничего – идти десять минут, но на машине добраться туда будет сложно.

Дориан затормозил на площадке перед небольшим деревянным строением, куда регулярно наведывался раз в две-три недели. Изредка в зимнюю пору он сдавал его в аренду жителям из других городов, которых привлекала горная местность и возможность прокатиться на лыжах, но по большей степени за домом следила подруга его матери, миссис Крестовски. Именно миссис Крестовски познакомила Дориана со своей строптивой дочкой Амандой в надежде сделать из них пару. Парой они не стали, но сделались лучшими друзьями.

– Альма, – тихо позвал Дориан. Она тут же открыла глаза, выпрямилась на сиденье и откинула покрывало.

– Ну и? – Ее голос был хриплым после сна, но именно его Дориан любил больше всего. Он убрал ей за ухо непослушную прядь волос, лезшую на глаза, и сказал:

– Мы приехали.

– Где священник?

Дориан усмехнулся и, выйдя из машины, достал из багажника резиновые сапоги вызывающего красного цвета, а затем отпер дверь с пассажирской стороны и вручил сапоги Альме.

– Это вместо обручального кольца?

– У тебя уже есть одно кольцо, – напомнил он, выпрямляясь. – Надевай сапоги, мы идем в часовню. Пешком. На каблуках мы доберемся только к утру.

– Мы? Не знала, что ты тоже ходишь на каблуках, Дориан.

– Надевай сапоги.