— Все нормально, Свет. У тебя номер мобильника, с которого я звоню, высветился? Очень хорошо. Позванивай иногда. Ладно? А то я заскучаю. Нет, не волнуйся, здесь действительно классно. Просто иногда хочется слышать чей-нибудь знакомый голос. Договорились? Ладно, давай заканчивать. Я как-нибудь еще тебе позвоню. Катьке привет, Инге привет, Толику твоему привет… Ой, какая же я свинья бесчувственная! Как твой ребя-теночек? А ты сама как? Ой, молодец! Ты держись! Да? Пусть Катька тебе подсказывает, она человек многоопытный. Все! Целую! Пока!
Люся отключила мобильник.
— Это ничего, что я ей разрешила звонить? — спросила она.
— Нет. Все нормально.
Микси смотрел выжидательно.
— Кажется, готово, — предположила Наталья и протянула требовательно руку. — Няюттээ!
Микси послушно протянул ей рисунок.
— Что я говорила! — сказала Наталья. — Полюбуйся!
Увидев свой портрет, Люся развела руками. В этом жесте были и разочарование, и изумление одновременно. Потому что портрет едва ли не с фотографической точностью воспроизводил предыдущий вариант. Тот самый, который висел в Люсиной комнате. Микси, кажется, понял, что его труд не оценили по достоинству.
— Микси? — коротко осведомился он.
— Вот объясни ему — почему, — предложила Наталья.
Люся взяла финна за руку, провела в свою комнату, встала перед висящим на стене портретом и рядом с этим портретом подняла второй, только что нарисованный. Демонстрировала Микси, что он повторяется и ей вполне достаточно одного экземпляра. А портреты действительно были очень похожи.
— Ты скажи ему, что хватит меня рисовать, — попросила Люся подошедшую Наталью. — А то я все стены здесь заклею своими портретами, как обоями. Лестно, но нескромно. Пускай он еще кого-то нарисует, тебя или Дыр-Быр-Тыра. Сможешь ему перевести?
Наталья с мягкой интонацией заговорила с Микси по-фински. Он слушал молча и с присущей ему невозмутимостью. Люся даже подумала, достаточно ли понятно для него излагает свои мысли Наталья, как вдруг Микси взял из ее рук нарисованный им портрет, развернулся и вышел из комнаты.
— Обиделся! — всполошилась Люся.
Наталья только пожала плечами. Я, мол, всего лишь переводила сказанное тобой, так что какой же с меня спрос?
— Он такой трогательно спокойный, сдержанный… — сказала Люся покаянным голосом. — А мы с ним обошлись, как с маленьким. Для него это оскорбительно.
— Не думай об этом.
— Мы поступили бестактно.
— Не убивайся ты так. Он вряд ли понял, что произошло.
Люся посмотрела непонимающе.
— А я тебе не говорила разве? — спросила Наталья. — Дело в том, что… ты не задумывалась, почему они с Дыр-Быр-Тыром такие друзья?
Люся не посмела поверить собственной догадке.
— Неужели? — произнесла она растерянно.
— Ему двадцать лет, — сказала Наталья. — Но по умственному развитию он — десятилетний мальчик.
Глава 21
Ты сам знаешь. Ты сам в разумении полном. Богдан повторял эти фразы про себя, пытаясь постичь их смысл. Старуха хитрая. Старуха знает, как сказать. В ее устах даже нелепица обретает мистический смысл. Скажи такое кто-то из родных — прозвучит как банальность или просто попытка отмахнуться от чужих проблем. В лучшем случае — как совет разбираться во всем самому, самостоятельно искать выход. А старуха преподносит банальность как мудрость. Она не говорит, а изрекает. Не отмахивается, а пророчит. Ты сам все знаешь. Ты сам в разумении полном. Действуй, как знаешь. В принципе, он знает, конечно. Только путь этот сложный и нет стопроцентной гарантии достижения нужного результата. А ему хотелось, чтоб наверняка. Чтобы Кривуля проявила свои таланты, и все само собой как-нибудь получилось.
У Дыр-Быр-Тыра были лыжи, но он не мог экипироваться самостоятельно, потому что даже завязывание шнурков представляло для него неразрешимую проблему, и Люся долго с ним возилась, готовя к лыжной прогулке.
Потом они шли по лесу на лыжах. Дыр-Быр-Тыр впереди, Люся за ним следом. В лесу стояла звенящая тишина, и любой звук казался неожиданным и слишком громким, будь это звук треснувшего на морозе дерева или чих Дыр-Быр-Тыра. Под тяжестью снега лапы елей обвисли, так что стали похожи на людей, опустивших руки по швам. Никаких следов присутствия человека, если не считать присыпанную недавним снегом лыжню, по которой шли Люся и ее маленький спутник. Зато попадались следы птиц и мелких животных. Люся склонилась над цепочкой птичьих следов, позвала мальчишку.
— Дыр-Быр-Тыр! Посмотри! Это птичка пробегала.
Мальчишка посмотрел на следы, потом поднял глаза на Люсю. Взгляд у него был озадаченный.
— Птичка! — сказала Люся.
Она показала руками, как летает птица.
— Ты знаешь птичку? Она летает вон там, в небе.
Люся показала на небо. Дыр-Быр-Тыр и туда посмотрел, но осмысленности в его взгляде не прибавилось.
— Пти-чка! — произнесла Люся раздельно. — Повтори! Ну, давай! Пти-чка!
— Микси! — вдруг сказал мальчишка.
— Не Микси, — поправила Люся. — Птичка!
— Микси! — повторил требовательно Дыр-Быр-Тыр.
Неприязненный взгляд.
— Здесь нет Микси, — сказала Люся доброжелательно.
Дыр-Быр-Тыр развернулся и пошел по лыжне к дому.
— Дыр-Быр-Тыр!