Командиры залегли в заранее подготовленное укрытие. Там же разместился врач с аптечкой наготове.
Григорий опять остался наедине с миной.
Впервые он рассмотрел ее по-настоящему. Очертания уже не дрожат, не меняются, как было под водой. Зияют открытые горловины. Пятна камуфляжа, этот отвратительный стригущий лишай, расползлись по цилиндру.
Кое-кто из минеров — товарищей Григория — полагал, что разоружение почти закончено. Это далеко не так. Под водой сняты лишь две ловушки, то есть как бы преодолена первая линия обороны, преграждавшая доступ к основному секрету мины. Но за первой линией могут располагаться вторая и третья. Разве не так?
До самого последнего мига разоружения минеру надо оставаться предельно собранным, недоверчивым, осторожным, в общем, до конца быть начеку.
Вереница новых «а вдруг?» появилась уже после того, как мина благополучно извлечена из пучины вод и, тускло поблескивая, разлеглась на пляже.
А вдруг в нее запрятали акустическую ловушку? Или фотоэлементную? Или еще какую-либо усовершенствованную каверзу?
Ни одним из этих предполагаемых «а вдруг?» минер-разоружатель не имеет права пренебречь.
На всякий случай Григорий проверил, нет ли на нем чего-нибудь металлического. Как будто выгреб все опасное из карманов.
Ночью над бухтой прошел дождь. Песок был мокрый, еще не успел впитать влагу. Не поскользнуться бы!
Медленно переставляя ноги, Григорий приблизился к мине.
Осторожность! Сугубая осторожность! Педантичная, рассудительная, стремящаяся все взвесить и учесть!
Глупо будет, если он напоследок снебрежничает и допустит оплошность. Мина, добытая с таким трудом, взорвется под его руками, и основной секрет ее, охранявшийся приборами-ловушками, исчезнет без следа в дыму и пламени.
Само собой, важнейшая, тщательно оберегаемая аппаратура сосредоточена, как обычно, в задней части мины. (В передней помещается ее мощный заряд.) Расстояние до этой аппаратуры каких-нибудь десять — пятнадцать сантиметров. Но попробуй-ка дотянись до нее! И дело даже вовсе не в толщине задней крышки, а в том неизвестном и опасном, что, возможно, притаилось за крышкой.
Почему погибли минеры, пытавшиеся разоружить акустическую мину у Константиновского равелина? Поторопились снять заднюю крышку. А за нею как раз и подстерегал их прибор-ловушка.
Но Григорий не повторит сделанной разоружателями ошибки. Не будет отдавать все тридцать болтов, которыми закреплена задняя крышка, пока не убедится в том, что ловушки за нею нет. Он обойдет бочком опасное место, постарается приблизиться к нему изнутри. Как? Осторожно высверлив отверстие в корпусе мины немного впереди задней крышки.
Казалось бы, можно уже браться за сверло?
Но Григорий, нагнув упрямую лобастую голову, продолжал недоверчиво приглядываться к мине.
Что сделал бы он, будучи на месте ее конструктора?
Наверное, попытался бы в тиши кабинета предусмотреть подобный ход мысли советских разоружателей и, соответственно, снабдил бы свое создание еще и защитой против сверла, иначе говоря, акустической ловушкой.
Вывод? Как ни жалко времени, придется опробовать мину на шум.
Контр-адмирал согласился с предложением Григория.
В Севастополь послан расторопный командир. Через час на пляж доставлены патефон, репродуктор и набор самых разнообразных пластинок. (Программа предполагаемого необычного концерта всесторонне обдумана минером.)
Затем Григорий утвердил на песке репродуктор перед миной. Тянущиеся за репродуктором провода связывают его с патефоном и усилителем, которые помещены поодаль в укрытии.
Установив аппаратуру и доложив контр-адмиралу о начале испытаний, Григорий тоже лег в окопчик — рядом с патефоном. Мине предоставили наслаждаться музыкой в одиночестве.
Для начала вниманию угрюмой слушательницы предложено что-то легонькое, какой-то романс. Никакого эффекта!
За романсом последовал бодрый маршок. Тот же результат!
Наконец, осмелев, Григорий поставил в своем окопчике пластинку с джаз-оркестром под управлением любимца публики Леонида Утесова. Но и Утесов не произвел на мину впечатления…
Если закрыть глаза, то может представиться, что войны нет и не было, на пляже полным-полно купающихся и загорающих и они без устали «вертят» любимые, заигранные до хрипоты пластинки. Но иллюзия эта продлилась бы всего секунду или две, не больше.
Звуковым фоном для романсов или джаза служит какофония бомбежки, доносящаяся из-за бурых севастопольских холмов. Над городом в этот момент как раз проходят немецкие самолеты, очередная их волна.
Но Григорий не думает о самолетах. Он весь поглощен решением задачи.
Итак, определена реакция мины на звуки различной частоты и громкости. Можно считать мину «глухой». Если на нее не действуют ни лирика, ни марши, ни джаз, она, несомненно, выдержит звук сверла, врезающегося в ее корпус.
Подняв голову над укрытием, Григорий почувствовал прикосновение к своему лбу, влажному от пота, чьей-то прохладной ладони.
Почти сразу понял он, что это бриз. Дуновение морского ветра было как нежданная дружеская ласка.