Собранные генуэзцем показания моряков укрепили его в убеждении о возможности достижения восточных земель западным морским путем. Тростник, сосны, человеческие останки говорили Колумбу красноречивым языком фактов. Они служили надежным доказательством того, что Азорские острова не являются пределом мира, что за ними лежат земли, ожидающие отважного мореплавателя. Правда, добытые сведения не давали указаний ни на расстояние, ни на сколько-нибудь определенное направление, в котором следует плыть к этим землям.
После некоторого колебания Колумб разрешил спорный вопрос о расстоянии произвольно: он исходил из расчетов Марина Тирского, отвергнув менее благоприятные выкладки Птолемея, и считал, что от Азорских островов до Чипанго надо обогнуть дугу не больше четверти земной окружности. На широте Лиссабона эта дуга не должна превышать расстояния, какое можно проплыть на хорошей португальской каравелле.
Все доводы Колумба укладывались, таким образом, в довольно стройную систему доказательств в пользу существования западного пути. Колумб разделил свои аргументы на три группы: естественные обоснования, покоившиеся на учении о шаровидной форме земли, авторитет писателей, показания моряков.
Самым слабым звеном в этой цепи была ссылка на авторитеты. Их мнения по важнейшему вопросу о длине пути были, как мы уже видели, разноречивы.
Нашел ли Колумб какие-либо неизвестные его современникам факты, внес ли он что-нибудь новое в космографические теории? Нет, Колумб не нашел и не внес ничего нового. Все научные положения, легшие в основу его плана, были широко известны образованным людям того времени так же, как и отмеченные им явления из жизни океана. Более того, ученым нетрудно было обнаружить слабость всего построения генуезца, произвольно выбравшего из расходящихся между собой подсчетов древних авторов благоприятный для его идеи вариант. Чтобы отвергнуть теоретические основы проекта, скептикам не нужно было оспаривать расчеты Марина Тирского. Достаточно было сопоставить их с выкладками других авторитетов. Уже одно подобное сопоставление ставило под сомнение утверждение о близком соседстве восточной Азии к западным берегам Европы.
Если бы Колумб был склонен к кропотливым поискам научной истины, он, вероятно, отошел бы от своей идеи во время занятий на острове Порто Санто. Из знакомства с географической литературой греков он должен был бы вывести логически правильное заключение, к которому до него приходили многие, что возможность западного морского пути, из Европы в Азию сомнительна, так как длина его не поддается бесспорному определению.
Но Колумб ни в чем не походил на бесстрастного ученого.
В книгах он жадно искал только подтверждения своей, уже сформировавшейся идее. Все внимание он сосредоточил на тех высказываниях авторитетов, которые, как ему казалось, подтверждали его устремление к намеченной цели, как бы подводили фундамент под его планы.
Закончим, однако, рассмотрение плана Колумба со стороны его научной ценности. Мы отдали изрядную дань излюбленной теме многих биографов генуэзца, подробно и очень убедительно доказывающих теоретическую несостоятельность его проекта. Однако перенесение центра внимания на научные основы замысла генуэзца может сильно исказить историческую перспективу. Нельзя упускать из виду, что наука в XV веке сильно отставала от бурного экономического роста западноевропейских стран.
Средневековая наука о земле была совершенно не-подготовлена к разрешению огромных задач того времени, возникших из необходимости расширения территориальных границ хозяйственной деятельности. Открытие африканских земель в южном направлении основывалось, как мы видели, на движении опытным путем, ощупью и на опровержении господствовавших космографических учений.
Открытие американского материка также могло быть или делом случая, или же предприятием человека, который, пренебрегая ложными средневековыми представлениями о земле, отправился бы на поиски в атлантических просторах золотых крыш буддийских храмов Японии.
Можно прямо сказать, что дело жизни Колумба мало выиграло бы, если бы он обладал всей суммой премудрости средневековых начетчиков. Можно даже допустить, что живой, наблюдательный ум его и так часто помогавшее ему богатое воображение заглохли бы под тяжелым спудом ложной церковной эрудиции. Допустим, что вместо компиляции епископа д’Альи Колумб усвоил бы на скамье какого-нибудь итальянского университета творения блаженного Августина, св. Исидора, Авероэса, Аристотеля и других властителей дум средневековья. Едва ли эти столпы тогдашней науки могли бы чем-либо помочь ему в разрешении огромной задачи, за которую он взялся.
Колумб на Порто Санто заканчивал создание проекта западного плавания. Когда он подобрал все доступные книжные истины и факты, сомнения окончательно покинули его. Они сменились убежденностью, чуждой всяких колебаний. Колумб уверовал в свой план. Он стал для него реальностью, неопровержимой истиной.