Константа

Скрип стула, отодвигаемого напротив. Шелест его одежды, когда усаживался. Плеск алкоголя в стекло. Шумные глотки и стук бокала о столешницу. Щелчок зажигалки. С трудом сглотнув, отняла ладонь от глаз, чтобы мрачно усмехнуться, глядя на него, отложившего так и не подкуренную сигарету на край стола, рядом с пистолетом, на который он смотрел. Чуть погодя, почти до шепота пониженным голосом, произнес:

— Наш тайный орден начал формироваться задолго до Советов. Слабый такой, несмелый, свой дух романтизма находящий лишь в отдельных персонажах. Знаешь же, это сейчас расцветает эра интеллекта, а до того она узконаправленно и с трудом прорывалась сквозь дух коммунизма в этой капсистеме ленивых и безынициативных людей. Я думаю, что совок вообще был тупиковой ветвью человеческой эволюции. Вышли из него с техническими достижениями, по при этом задавленные проблемой иждивенчества из-за коллективных хозяйств, когда один пашет, а двое в стоге сена чешутся, но по итогу получают все одинаково. Вышли с огромной численностью, неумением пользоваться и регулировать системы рыночных отношений, занимающих приоритетное место в динамике жизни современного мира. Да и древнего. Любого. — Глоток виски, прицокнул языком и взглядом за мое плечо, в прохладу ночи, запускающей сквозняк по полу. — Система рынка такова, что заправляет ею не один человек. Это совокупность людей, это социум, это один большой и сложный механизм. Не все детали этого механизма умеют и, что самое печальное, хотят совершать действия для того чтобы происходило движение экономического колеса. Не нужно великих теорий и прочего, чтобы понять, что когда не функционирует какая-либо составляющая часть, механизм не может работать с коэффициентом абсолютной прибыли. А вообще все циклично в этом мире. До этой системы и вовсе рабское мышление, мол, есть бояре, есть крепостные, поколениями для боярина пшеницу выращивающие. И батя, и дед, и дед деда пшеницу выращивали. Для крепостного все вроде предопределено было. Просто и понятно — служить цели, держаться коллектива, в перерывах заботиться о своем закрытом мирке в эпоху великого пастернализма, когда решать ничего не надо, думать тоже. Внезапно происходит отмена крепостного права, никакого коллектива нет, цель придумай себе сам, а самое страшное — ты сам в ответе за свою жизнь и поступки. Только единицы, сообразительные и самостоятельные, понимали, что из рабства вышли и были рады приспосабливаться к новым условиям. Только таких мало. Всегда было мало и сейчас тоже. С древних времен и по сей день биомасса рада рабству. Потому наш маленький скромный орден не процветал до недавнего времени, когда люди с прогрессивным мышлением были возмущены навязыванию идеалов крупного капиталиста. Время всегда берет свое и технический прогресс тоже вещь неотвратимая, как бы от нее не открещивались. Можно, конечно и в бункере отсидеться, забавную немецкую песню слышал с таким текстом, мол, ура, мир наверху разбомбили, возрадуемся же. Таких тоже много, кстати. Кто ждет революции, находясь в бункерах под землей. Как крысы. Образно говоря, конечно. Про бункеры образно… — Фыркнул, склоняя голову, задумчиво глядя на мое лицо, отведшее взгляд, — я, как и ты, рад жить в эру интеллекта, пусть в диссонансе, когда один не понимает с какой стороны телефон держать, а другой за полтора часа может взломать Пентагон. Время взяло свое. Отсеяны от прогресса неспособные к нему и на передовой думающие и миллиарды из пустоты создающие. Как ни странно на странах третьего мира такой прогресс особенно заметен. В разнослойности. В стремлении к группированию по интересам. Так складываются системы. Ни одна структура не может существовать без свода правил и стратификации по привилегиям. Человек — существо чрезвычайно непостоянное, одних привилегированных считающее даром вселенной, а через пару мгновений поверившее в дьявола, ибо перед глазами явно посланники ада, которым только с утра молились, а через мгновение уже уверенные, что надо съебывать от них. Таких большинство, стада биомассы и не в них смысл. Смысл в тех, кто по натуре солдаты — самый ценный товар. Именно товар. Драгоценное пушечное мясо с шашками наголо против лазерного оружия, но с именем генерала на губах. Которые разрезает лазер. За таких верных идиотов генералы торгуются яростно. К таким солдатам относимся я, ты, Рика твой. Когда эти солдатики видят, как режут генерала, они сами готовы вскрыться. А худшее — когда семью. Вот тогда солдаты теряют разум. Рика говорил тебе, чего он боится?

— Лишиться разума. — Закрыла глаза ладонью, снова. И снова сдавливая, пытаясь подавить кадр перед глазами, когда он держал мертвого Кира. У человека эйдетическая память, он отшлифовал шрам, который был триггером, а вот это никогда не стереть…