Константинов крест [сборник]

— Какая еще, к черту, пища?! — разъяренная Ксюша с силой ухватила Оленьку за плечо. — Вы что с ней, сволочи, сделали?

— Больно же! — слабо пискнула та.

— Это тебе, гадюке, больно?! А ей? — Ксюша ткнула в лежащее тельце, и мысли ее переменились. Она бросилась к врачихе.

— Вы-то чего стоите?! — срывающимся голосом закричала она. — В больницу везите! Там же аппаратура побогаче!

— Побогаче, — вяло согласилась врачиха. — Но и там не боги. Она уж при нас полчаса как не дышит. …Да пока нас вызвали, пока доехали. Неужто б не попытались, если б хоть полшанса? Такая крохотулечка. Глупость какая!

Районная медичка давно притерпелась к чужим страданиям и смертям. Но идиотская гибель очаровательной девчушки подействовала и на нее.

Безысходность повисла над обочиной. Люди продолжали толпиться, не разъезжаясь, будто ощущая вину за собственную беспомощность. Каждый на месте девочки невольно представлял кого-то из близких.

Анхель отодвинул врачиху в сторону, наклонился над тельцем Рашьи, набрал воздуху, приподнял головку.

— Да что вы выдумываете! — в сердцах выкрикнула врачиха. — Чего только не делали! И аппарат искусственного дыхания подключали, и кололи.

Не отвечая, Анхель склонился. Почувствовал жгучее жжение в затылке. Это Анхэ изо всех сил пытался удержать его от непоправимого проступка. Кара за который — низвержение на землю.

— Не отдам! — отгоняя его, Анхель зло мотнул головой и припал к синюшным губам.

Секунд через пятнадцать, совершенно опустошенный, он отстранился. Размежил припухлые веки. Не вставая с колен, поднял голову к хмурому небу. То ли каясь, то ли с вызовом.

— Глядите, щечки розовеют! И губки зашевелились, — ойкнул бабий голос.

— Что вы мне тут истерики закатываете! Какие там розовые щечки у покойников! Бром пить надо… — в сердцах рявкнула толстая врачиха. Она прервалась на полуслове. Громко, при общем ошеломленном молчании, икнула, опустилась на колени и завороженно, боясь спугнуть чудо, принялась подползать к возвращающейся к жизни малышке.

— Верка-а, — едва различимым шепотом прохрипела она. — Ампулу, жив-а-а!

И, будто этим криком освободившись от оторопи, коршуном бросилась на Рашью, принялась охлопывать, мять в сильных руках. — Всем разойтись. Ребенку нужен воздух!

Подскочила медсестра, с разгону бухнулась рядом, неверными пальцами принялась расстегивать замки чемоданчика.

Анхель тяжело поднялся. Раздвинул возбужденных людей, отошел к кювету. Жадно зачерпнул колючего весеннего снега и, ничего не чувствуя, принялся растирать лицо. По щекам обильно заструилась кровь.

Подбежавшая Ксюша с силой отвела его руки, приложила платок:

— Будто малой! На минуту нельзя оставить.

Шепнула, прижавшись:

— Это ты сумел, да?

— Да, — ответил Анхель.

— А можно было?

Анхель едва заметно, уголками глаз, улыбнулся, — словно заморозка начала отходить. Потрепал ее по вскинутому курносому носику:

— А разве было из чего выбирать?

В полуха услышал бодрый, набирающий победные нотки голос врачихи. Разыскал взглядом переминающуюся неподалеку Оленьку, под его взглядом съежившуюся. Подозвал.

— Куда делся?! — без выражения спросил он. Предупреждающе приподнял палец.

Оленька, приготовившаяся соврать, смешалась. Боязливо отодвинулась от кипящей яростью Ксюши.

— Уехал. Сел, гад, в мой джип. А мне велел сказать, будто девчонка подавилась пищей. А сам ее плюшевым зайцем…

Она пришлепнула ладонью собственный ротик и сделала сдавливающее движение. Завороженно скосилась на возвращающуюся к жизни Рашью. Всхлипнула:

— Но я ж не убийца! Не убийца!

Робко заглянула в лицо мрачному Анхелю:

— Вы с ней вместе, да?

— Да, — Анхель понял, что скрывалось за этим «вместе». — Говори!

Оленька искательно скосилась на бывшую подругу. Поежилась от ненавидящего, в упор, взгляда.

— Никому такое пережить не пожелаю.

Вспомнив происшедшее в машине, она разрыдалась.

…— Брешет он всё, — раздался ясный голосок. — Никто ему деньги не отдавал. Он их заранее из сейфа спер. А после убил, пес галимый. Чтоб — с концами.

От неожиданности Оленька до отказа втопила сапожок в педаль тормоза, так что саму ее тряхнуло в ремне безопасности, а Сапегу, просунувшего голову меж передних сидений, ударило лицом об автоматическую коробку передач.

Машина встала. Из разбитого носа Сапеги закапали на металл капельки крови. Но, кажется, он этого вовсе не заметил. Он, а вслед за ним Оленька, с ужасом огляделись в машине, помимо воли разыскивая притаившегося Павла Игумнова. Взгляды скрестились на малышке.

После внезапного торможения Рашья как-то боком болталась внутри ремня безопасности. Но, не обращая внимания на неудобство, недетским, очень знакомым обоим презрительным прищуром впилась в Сапегу.

— Ты что-то сказала? — не желая верить собственным ушам, тихо переспросил Женя.

— Ты убил! — жестко повторила Рашья. — В квартире встретил вместо этой. Сначала и впрямь пытался опять уговорить раздербанить кредит. Но знал, что не покатит. И — приготовился.

Она прикрыла глазенки, будто черпая информацию из глубин собственного сознания.

— Что ты несешь, пацанка? — Сапегу заколотило. — Нашла тоже матерого убийцу.