Контроль

Майор Терентий Пересыпкин перестал возвращаться домой. Что толку? Метро, потом троллейбус, потом еще автобус ждать. А его нет. Доберешься до дома, а там уже посыльный на мотоциклетке ждет: вас вызывают. Имел майор неосторожность хорошо в академии учиться, и по распределению имел несчастье попасть не в армию, а в Наркомат связи. Протестовал. Доказывал. Но объяснили: в мирное время все системы связи страны подчинены чекистам. Это логично. Кто-то что-то сказал — они все знать должны. Но во время войны все системы связи будут использованы в военных целях. Дело к войне, это каждый видит, потому пора понемногу системы связи военизировать. Ты — первая ласточка, потом еще военных присылать будут.

Попал Пересыпкин в наркомат и тоскливо присвистнул: все в наркомате — чекисты. Он к ним всею душой, но они — избранные, а он — черная кость. Он — не их кровей. И говорят они о чем-то своем, весьма далеком, и язык у них свой, и манеры не те, даже звания воинские не те: он, майор, носит знаки различия майора, а у них майоры ходят со знаками различия полковников. И людей они кличками называют. Говорят о ком-то — никогда не поймешь, о ком именно.

Одним словом, попал. До войны дожить Терентий Пересыпкин не надеется. По выпуску из академии получил звание майора, и это явно его последнее звание. В таком окружении больше не получишь. Как бы и это не потерять. Да что там звание — голову бы сохранить. Работает днями, работает ночами. Ночами, оставаясь один, решает поутру поддаться, согнуться и всем чекистам по-собачьи улыбаться. Но приходит утро, и не получается у майора Пересыпкина улыбаться так, чтобы им нравилось. Характер не позволяет. Рад бы хвостом вилять, да не выходит.

Видят чекисты: не гнется майор Терентий Пересыпкин. Видят, что расстрелять бы пора. Да все руки не доходят. Судьба пока милует Терентия Пересыпкина.

Удивляется он изворотам судьбы, а сам уже к аресту, пыткам и смерти готов. Ждет со дня на день. С часу на час. С минуты на минуту.

Чекисты окружающие тоже удивляются. Каждое утро приветствуют Пересыпкина изумленно: «А вас, Терентий, еще не расстреляли?»

Глава 16

1

— Дорвавшихся до власти надо стрелять, я это давно поняла. Но я не понимаю другого. Если стрелять мало, то власть не удержишь. Но если стрелять много, власть потеряешь. Как найти оптимальный уровень террора?

— Думаю, что этот уровень может быть найден только в повседневной практике. Верю, товарищ Сталин интуитивно чувствует тот уровень, которого надо достичь, и тот рубеж, который при этом нельзя переступить.

2

— Мистер Хампфри, у меня деловой разговор.

— Слушаю вас, мистер Холованов.

— Оставайтесь еще на год.

— Нет, мистер Холованов, мне домой пора. В Америку.

— Я вам вдвое больше платить буду.

— Нет, мистер Холованов. Пора мне.

— Ладно. Хорошо. Но есть проблема.

— Какая?

— Дело в том, мистер Хампфри, что вы работали на очень деликатной работе…

— Я понимаю, мистер Холованов.

— Вы слишком много знаете. Вы приедете в Америку и начнете рассказывать всем, что товарищ Сталин прослушивает телефонные разговоры своих ближайших соратников.

— Мистер Холованов, я никогда никому ничего не расскажу.

— Вот это деловой разговор, мистер Хампфри. Вот это деловой разговор.

— Да если я и начну рассказывать, мне никто не поверит: по документам я не в Советской России работал, а в Швейцарии. И письма домой мои написаны якобы из Швейцарии. И отправляли вы их, как я знаю, из Швейцарии…

— Все так, но нет у нас уверенности, что вы сдержите слово.

— Я дам вам расписку, мистер Холованов.

— Расписку? Это хорошо. Это вы верно придумали. Только что я буду делать с вашей распиской?

— Как что? Если я опубликую что-нибудь о системе подслушивания, вы подадите на меня в суд.

— Я не люблю суды. В суде можно выиграть, но можно и проиграть. Поэтому расписки мне недостаточно.

— Какие же еще вам нужны гарантии?

— Ваша жизнь, господин Хампфри, лучшая гарантия того, что вы никому ничего не скажете.

— Вы хотите меня убить?

— Ни в коем случае. Людей убивают только преступники. Я не хочу вас убивать, я хочу вас ликвидировать.

— Я протестую и требую, чтобы вы немедленно вызвали сюда моего адвоката.

— Адвокат — предрассудок буржуазного суда. Мы руководствуемся интересами своей страны и мировой революции, нам не нужен адвокат, который будет доказывать, что мы не правы. Мы и без адвоката знаем, что правы.

— И вы убиваете всех иностранных инженеров, которые работают на вашу страну?

— В том и дело, что не всех. Всех, кто строит танковые, артиллерийские, авиационные, автомобильные заводы, мы отправляем домой, щедро наградив. Но вы делали очень деликатную работу.

— И много таких, как я?

— Считанные единицы. Вы — не правило. Вы — исключение.

— Кто следующий?

— Три инженера, которые монтируют вентиляционные системы в гостинице «Москва».

— Но в Америке хватятся.