Корабль Его Величества «Улисс»

— Телефонная связь с постом прервана, сэр. — Матрос начал приходить в себя и почувствовал, что замерзает. Спасаясь от ветра, он повернулся к нему спиной и пригнулся, но, обескураженный медлительностью старшего помощника, тут же снова выпрямился и, забыв в отчаянии, с кем имеет дело, схватил Тэрнера за грудки. — Электроэнергии на левом борту нет, сэр. Крышку люка заклинило! Люди не могут выйти оттуда!

— Заклинило крышку! Что же произошло? Перекос?

— Противовес оторван, сэр. Он лежит на крышке люка. Мы смогли открыть ее только на один дюйм. Понимаете, сэр…

— Помощник! — крикнул Тэрнер.

— Есть, сэр! — Кэррингтон стоял позади него. — Я все слышал… Почему же вы не можете открыть крышку?

— Но это же люк в центральный пост! — с отчаянием крикнул матрос. — Крышка очень тяжелая, сэр. Знаете, та, что под трапом из поста управления рулем. К ней одновременно могут подойти только два человека. Мы уже пытались… Поскорее, сэр, пожалуйста, поскорее…

— Минутку, минутку, — рассуждал вслух Кэррингтон. — Хартли? Нет, он еще тушит пожар. Эванс, Макинтош погибли. Может быть, Беллами?

— Что вы бормочете, помощник? — нетерпеливо спросил Тэрнер. — Что вы собираетесь?..

— Крышка люка плюс противовес — четыреста пятьдесят килограммов, — продолжал размышлять вслух Кэррингтон. — Для такой работы нужен особый человек…

— Петерсен, сэр! — без промедления подсказал сразу понявший все котельный машинист. — Петерсен!

— Конечно! — радостно воскликнул Кэррингтон. — Мы пошли, сэр… Ацетиленовую горелку? Нет, не надо, нет времени! Нам понадобятся ломики и кувалды… А вот и машинное отделение, пожалуй, позвоните.

Но Тэрнер уже догадался и схватился за телефонную трубку.

В кормовой части крейсера, на палубе и в помещениях под ней Хартли и его команда, охватываемые то леденящим, пронизывающим до костей ветром, то ошпаривающим, обжигающим кожу раскаленным воздухом, работали как одержимые. Одного за другим они вытаскивали людей из башен, из помещения корабельной полиции, из кубриков, из аварийного поста управления рулем. Они вытаскивали их, осматривали, ругались на чем свет стоит, оплакивали и стиснув зубы снова бросались в пекло, забывая о боли и опасности, разгребая горячие, все еще раскаленные докрасна обломки, хватая их прожженными, дырявыми рукавицами, а то и голыми руками…

Тела убитых складывали на верхней палубе, у правого борта. Здесь находился старший матрос Дойл. Еще полчаса назад он, преодолевая адскую боль, оттаивал у камбузной плиты. Через пять минут Дойл возвратился к своему автомату и прямой наводкой посылал снаряд за снарядом по приближавшимся торпедоносцам. А теперь как ни в чем не бывало он помогал своим товарищам на юте. Он поднимал труп, подходил к леерному ограждению и осторожно сбрасывал за борт свою тяжелую ношу. Сколько трупов уже препроводил он за борт? Дойл не ответил бы на этот вопрос, так как после двух десятков сбился со счета. Наверное, это было неуважительно по отношению к погибшим товарищам. Похоронная церемония обычно соблюдается на флоте очень строго, а Дойл хоронил всех без всякой церемонии. Матрос-парусник, шивший похоронные брезентовые мешки, сам оказался среди убитых, а никто другой не мог, да и времени не имел, заняться их изготовлением.

— Мертвым теперь уж все равно, — хладнокровно заявил Дойл.

Кэррингтон и Хартли согласились с ним.

Николас и старший радист Браун, все еще облаченные в белые асбестовые костюмы, спустились на раскаленную палубу кормового кубрика над снарядным погребом четвертой башни. Почти не видя друг друга в клубах пара и дыма, с большим трудом, скорее руками, на ощупь, чем зрением, нашли они люк, ведущий в погреб. Вооружившись тяжелыми кувалдами, они с бешеной силой наносили удар за ударом по едва видимым задрайкам, удерживавшим крышку люка. Когда кто-то из них промахивался, кувалда вырывалась из онемелых рук, отлетала в сторону и с громом ударялась в переборку.

«Может быть, еще успеем, — с отчаянием думал Николас. — Главный клапан магистрали затопления погреба перекрыли пять минут назад. Надежды очень мало, но не исключено, что Макуотер и Вильямсон, уцепившись за трап, все еще держатся над поверхностью воды».

Вот уже осталась только одна, последняя задрайка. Напрягая последние силы, Николас и Браун по очереди наносили по ней сильнейшие удары. Внезапно, совершенно неожиданно для них задрайка лопнула у самого основания и тяжелая стальная крышка под давлением сжатого воздуха в погребе стремительно, как пробка из бутылки с шампанским, рванулась вверх и с размаху ударила Брауна торцом по правому бедру. Он пронзительно вскрикнул и, корчась от дикой боли, повалился на палубу.

Николас даже не взглянул на него, он стремился как можно скорее осмотреть погреб. Ухватившись руками за комингс, он сильно наклонился вниз, но ничего и никого не увидел, во всяком случае, не увидел того, что так надеялся увидеть… Единственное, что он увидел, — это вода, темная и зловещая вода, поднимавшаяся и опускавшаяся, подкатывавшаяся и откатывавшаяся от шахты люка в такт размахам килевой качки «Улисса» на высокой океанской волне.