Корделия

Странное чувство — словно они опять на поле боя. Холодная голова и горячее сердце. Триумф и поражение.

— Раз уж ты здесь, — сказал Стивен, — ты должна задержаться хотя бы на несколько дней.

— Мне нужно ехать.

— Это невозможно!

— Однако нужно.

Стивен впился в Корделию страстным взглядом.

— Чем ты занимался все эти годы? — спросила она. — Развелся?

— Конечно. Я же тебе говорил.

— А с тех пор?..

— О… Я много работал. И думал о тебе.

— А твоя жена?

— Вирджиния? — он слегка насупился. — С ней все в порядке. Все так же живет на Мейда-Вейл. Слушай, Корделия, ты же знаешь: она для меня ничего не значит.

— Я знаю.

Во взгляде Стивена мелькнуло удивление.

— Ну вот и хорошо. Одним препятствием меньше. Еще шерри?

Она отказалась, понимая, что ей понадобится вся выдержка, вся ясность ума.

Он плеснул себе еще. О чем он думает? Что у него на сердце?

На столе стояло зеркало, и Корделия вдруг заметила, что он наблюдает за ее отражением. Она опустила глаза. Он тоже пытался угадать, что творится у нее на душе и почему она зашла. Несмотря на физическое влечение, ожившее в Стивене и никогда не умиравшее в ней самой, они оставались чужаками, разделенными пятью годами разлуки.

— Дорогая, — проникновенно сказал Стивен, — это нужно отметить. Мне бы очень хотелось провести с тобой весь день. Но меня ждет работа. Если бы я мог бросить…

Работу?

— Нет-нет, прошу тебя, не надо. Я обещала дяде Прайди приехать к обеду. Правда, Стивен, спасибо.

Но его энтузиазм превозмог колебания.

— Ты раньше бывала в Лондоне? Отлично. Просто замечательно. Подожди, пожалуйста, я отдам кое-какие распоряжения. Это займет пять-десять минут.

Она запротестовала, хотя и не слишком энергично. То, что привело ее сюда, слишком важно, чтобы откладывать. Можно послать записку. Стивен вышел. Корделия осталась смотреть в узкое окно.

Он вернулся. Все уже улажено. Велел заложить коляску. Сегодня отличный денек — для этого времени года. До обеда они немного покатаются. Потом он повезет ее в один из лучших ресторанов. А потом… Решат, когда придет время. К сожалению, вечером он будет занят. Но до тех пор… Он не отпустит ее в Манчестер, прежде чем они не развлекутся по-королевски. Он заставил ее выпить второй бокал шерри, надел клетчатое пальто и шелковый шарф с монограммой; слуга доложил, что карета подана. Это была такая же "виктория", на какой он разъезжал в Манчестере. Вид коляски разбудил в Корделии массу горько-сладких воспоминаний.

Они поехали вдоль набережной в Челси, и он все говорил, все уговаривал. Неужели не понимал, что воспоминания таили в себе не только радость?

Его рука забралась к ней в муфту — теплая, сильная, с длинными пальцами.

Один раз, удивленный ее односложными ответами, он повернулся и в упор посмотрел на нее.

— Ты совсем притихла, дорогая. О чем ты думаешь?

— Слушаю тебя.

— Не правда ли, это было прекрасно? Каждая минута — даже боль и страх перед разоблачением. Даже вмешательство Мэссингтона. И пожар, и болезнь Брука, и недоразумение с Вирджинией. Мы заплатили за это непомерно высокую цену. Может быть, пришло время обрести утерянное счастье?

— Возможно ли это? Я хочу сказать, если счастье возвращается, разве оно может быть прежним?

Он замолчал, бросил взгляд на проезжавший мимо экипаж — роскошнее его собственного — и неохотно вернулся к ее вопросу.

— Может быть, и нет, если прошло слишком много времени. Но если всего пять лет… ты сама сказала… Когда я видел тебя в Уэльсе — кажется, это было в январе шестьдесят восьмого года? Нет, шестьдесят девятого. Значит, прошло не более четырех лет. Ты нисколько не изменилась, только стала чуточку взрослее и еще больше похорошела. Я тоже не изменился, правда?

— …Да, кажется, мало.

— Значит, все в порядке. Вот я сижу рядом с тобой, и мне кажется, что мы вчера вот так же катались в Манчестере. А ты — все помнишь?

— Да, — ответила Корделия. — Все.

Они сделали круг и вернулись через Гайд-парк, проехали мимо церкви Сент-Джеймса и Пиккадилли, но на полпути Стивен резко постучал кучеру "Нет-нет, не сюда, я же говорил!"

Наконец они остановились возле маленького, но роскошного ресторанчика — с мягким, как свежескошенная трава, ковром, дорогими пурпурными портьерами и интимным освещением в нишах, где стояли столики. Оказалось, что Стивен знаком с метрдотелем — тому не потребовалось подсказка, он тотчас прикатил столик на колесиках с устрицами, шампанским и прочими лакомствами.

Под действием шампанского Стивен стал еще разговорчивее — он рассказал ей о себе, о театре, которым управлял в Нью-Йорке, и о репертуаре театра в Бостоне. Это был дальновидный шаг со стороны отца — предложить ему такую работу. Он многому научился, а кое отчего отказался. Одно время он намеревался вернуться в Америку, но потом… Он резко остановился и, чтобы скрыть смущение, подозвал официанта и попросил принести портвейн.

Корделия вспомнила:

— Ты хотел повысить художественный уровень мюзик-холла?