— Какая еще расписка? Зачем расписка? Я никогда не давал расписок. Когда вы окажетесь на свободе, все и так поймут, что вы со мной расплатились.
— Я полагал, что такой человек, как вы, предпочитает вести дела в европейском стиле. Как культурный администратор…
— Я веду дела в своем собственном стиле и слишком стар, чтобы что-то менять.
— Как вам будет угодно. Я лишь действую в интересах миссис Саймонс. Она является попечителем своей несовершеннолетней дочери и обязана отчитываться перед ней при осуществлении крупных платежей.
— Пусть выкручивается, как хочет! Меня так же волнуют ее интересы, как ее волнуют мои. Ну, заплатит она за свою дочь, тоже мне несчастье! Я никогда не создаю проблем, когда раскошеливаюсь за Фотини. Вот бумага, чернила и палочки. Отнеситесь внимательно к тексту письма. Речь идет и о вашей голове тоже.
Я страшно смутился и отправился вслед за дамами. Англичанки видели, что я сконфужен, но не догадывались о причинах моего состояния. И тут на меня нашло озарение. Я вернулся и сказал Королю:
— Вы совершенно правильно поступили, отказавшись давать расписку, а я напрасно у вас ее попросил. В отличие от меня вы человек мудрый. Молодость всегда отличается беспечностью.
— Что вы хотите сказать?
— Говорю, что вы правы. Надо ко всему быть готовым. Кто знает, а вдруг вы опять потерпите поражение, и оно будет еще ужаснее, чем первое. Все-таки вам уже не двадцать лет, и солдаты могут вас схватить.
— Меня?
— Вас могут отдать под суд, как обычного преступника, и тогда судьям вы будете не страшны. При таких обстоятельствах расписка в получении ста пятнадцати тысяч франков станет неопровержимым доказательством. Не стоит давать правосудию такие козыри. Тем более, что миссис Саймонс или ее наследники могут подать гражданский иск и потребовать, чтобы им вернули уплаченные деньги. Ни в коем случае не давайте расписку.
Он ответил громовым голосом:
— Нет, я подпишу! Причем не одну, в две расписки!
— В этом нет необходимости и…
— Пишите, говорю вам. Вам известно мое имя, и я уверен, что вы его не забудете, а я хочу знать ваше имя и иногда вспоминать о вас.
Я, как мог, нацарапал свое имя на благозвучном языке Платона. Помощники Короля, слышавшие наш разговор, похвалили предводителя за твердость духа, не подозревая, что она обойдется ему в сто пятнадцать тысяч франков. А я, довольный собой, с легким сердцем отправился к палатке миссис Саймонс. Я сказал ей, что ее деньги спасены, и она соизволила улыбнуться, узнав, как мне хитростью удалось обобрать наших грабителей. Полчаса спустя она представила следующий текст письма: