Король Крыс

Вот–вот, — обрадовался Фалалеев. — Корпоментирующего, — так и не выговорил он правильно.

Сколько вы даете мне времени? — профессионально поинтересовался бывший комитетчик.

Ну… где-то месяц. Может быть, полтора, два–три. Как считаешь, хватит?

За два месяца можно собрать компромат хоть на директора ФСБ, — последовал ответ. — Тем более за такие деньги. Компромат хорош уже тем, что при желании его можно накопать на кого угодно, даже на святого Петра. Так на что прежде всего обратить внимание? Кроме возможных контактов с сотрудниками СОБРа, конечно.

Сам думай! — зло бросил Кактус. — За это ты и получаешь такие бабки!

Спустя полчаса Фалалеев и Артемьев сидели в салоне машины.

Ну, что скажешь? — заведя двигатель, поинтересовался Кактус.

А что я должен сказать?

Умный человек Петруха, не даром в «конторе» работал, — оценил Кактус. — Классно он насчет этого корпомата сказал. Видишь, на каждого можно накопать, даже на святого Петю, если надо.

И на тебя?

Фалалеев явно не ожидал реакции–перевертыша и потому сделал вид, что не расслышал.

А зачем тебе все это надо? Неужели только в том СОБРе дело?

Послушай, — Кактус неожиданно понизил голос до доверительного шепота, — а если мои подозрения подтвердятся…

В смысле?

В смысле, если Лютый действительно с ментами дружбу водит. Если он ссучился? Что тогда делать будем, а?

Я и не думал об этом, — передернул плечами Шмаль.

А ты подумай.

Ну, тогда надо будет его как-нибудь того… — Артемьев выразительно провел ребром ладони по своей шее. — Убрать в смысле. Только без шума.

Кактус улыбнулся, не скрывая самодовольной надменности.

Правильно мыслишь. А потом?

А что потом?

Кто у нас старшим-то будет?

Ты, наверное. А больше-то и некому.

Вот–вот. Некому. Нравится мне ход твоих мыслей, Колян. Нравится. Вот увидишь, со мной все по–другому будет.

Последняя фраза прозвучала так, словно Кактус уже знал: ликвидация Нечаева за «ссученность» — дело решенное или почти решенное.

Примерно в то самое время, когда Кактус поручал Петрухе тайно пробить Лютого, в типовой двухкомнатной квартире московского микрорайона Бутово происходила беседа, имевшая к неудавшемуся покушению самое непосредственное отношение.

В комнате было накурено. Табачный дым стелился под потолком густыми слоями, но собравшимся было не до этого — слишком серьезный повод привел сюда, на съемную квартиру, лидеров коньковских и очаковских бандитов.

Кто это был? — Бригадир коньковских — атлетического сложения мужчина с фиолетовыми наколками на пальцах и кроваво–алым следом ожога на подбородке — вопросительно обвел взглядом собравшихся.

Вроде бы как менты, — бросил неуверенно кто-то из очаковских.

Коньковский, словно не расслышав этой реплики, продолжал, с огромным трудом сдерживая раздражение:

Ведь все сто раз оговорили: ваши из-за фургона стреляют, наши — с крыши. На место выезжали, все осмотрели, все прикинули: и маршрут, и время… «Итальянку», мину эту итальянскую, в люк заложили. «Зил» с пацанами вовремя подогнали. И деться-то тем гондонам было некуда. Еще бы пару минут, и всех их завалили бы на хер!

У нас трое убитых и один раненый, в «Склиф» отвезли, — вздохнул старшой очаковских, невысокий мужчина со злыми кабаньими глазками.

А у нас четыре трупа.

Итоги неудавшегося покушения были неутешительными, и это насторожило недавних конкурентов, заключивших между собой временный союз. В том, что на место перестрелки прибыли менты, ни у кого сомнения не было. Но очаковские решили, что мусора нарисовались с подачи коньковских, те же в свою очередь грешили на очаковских.

Мда, такой вот рамс получается, — вздохнул обладатель кроваво–красного ожога.

И не говори… Кто же знал, что у них менты куплены?

Не нравится мне все это, — поджал губы коньковский. В интонациям его сквозило явное недоверие к союзникам.

Думаешь, нам нравится? Подставили и нас, и вас. У нас, что ли, лучше?

Разбор неудавшегося покушения затянулся, получалось, что ликвидировать лидеров сабуровских вообще не представлялось возможным. Все у них, дьяволов, куплено, везде свои люди. Да и удача на их стороне, не говоря уже о милиции.

Такой вот рамс получается, — задумчиво повторил коньковский. — Что делать-то будем, пацаны?

Посоветоваться бы надо. С каким-нибудь умным, опытным человеком, — резонно предложил старшой очаковских.

С кем, например?

Понимаешь, брат, тут действительно невыкрутка получается. Сабуровские для всех — как гвоздь в ботинке. И ботинок не выкинуть, и гвоздь вроде бы не виден. А мешает. Мы-то можем еще хоть час, хоть день прикидывать, что и как, но ни к чему путному не придем. Вот я и подумал: надо бы с каким-нибудь авторитетным человеком перебазарить. Может быть, он чего насоветует?

С кем?

С кем? А с дядей Лешей. С Коттоном…

При упоминании о Коттоне, Алексее Николаевиче Найденко, одном из самых авторитетных российских законников, на лице коньковского появилось выражение искреннего и неподдельного почтения.

Так ведь он вроде как не при делах. Навроде «прошляка»…

Не «в законе», а в «короне», — вставил кто-то. — Говорят, где-то под Ярославлем живет, огурцы–помидоры выращивает.