Королевский краб

Через несколько минут мелко задрожал весь корпус плавбазы. Это стали набирать обороты двигатели и тяжело заворочался многотонный винт. По бокам кормы возникли мутные водовороты, а на носу затренькали вначале редко, затем чаще звенья цепи, выбираемой со дна в якорный трюм. Затем судно стало маневрировать с таким расчетом, чтобы принимать мотоботы, защищая их от возможного юго-восточного ветра и волн своим корпусом. Но пока было тихо и спокойно на море, лишь мимо струились рекой разноцветные наплава, оторвавшиеся от сетей. Их тащил от берега начавшийся отлив. Пронзительно кричали чайки и разлетались во все стороны, когда к ним с жалобным мяуканьем приближалась их ярко-красная товарка. Перед этим ее поймали свободные от вахты матросы и от скуки выкрасили соком морского винограда, а затем выпустили на волю.

За цветной чайкой наблюдал в бинокль капитан и вспомнил в связи с этим картину одного художника. На картине был нарисован луг, на котором паслись обычные лошади, а поодаль от них стоял, печально и одиноко, синий конь, изогнув красивую шею. Он уже не рисковал приближаться к табуну, он привыкал к несправедливости и к тому, что он синий, как небо…

Скоро и чайка устала догонять подруг. Она села на воду, закачалась на ней ярким пятном и лишь иногда жалобно кричала. «Нырни же, дура, искупайся, — мысленно уговаривал ее капитан, — и ты опять станешь белой». И чайка нырнула. Капитан пожелал ей удачи, отнял от глаз бинокль и медленно пошел на другой конец мостика, где завлов Валерий Иванович по рации связывался со старшинами мотоботов и приказывал им поторопиться с возвращением на плавбазу.

— Ну, что — спросил Илья Ефремович, — все вышли на радиосвязь?

— Все, кроме «семерки». Очевидно, она слишком далеко от нас или забарахлил их передатчик.

— Пробуйте, пробуйте, — сказал капитан, и первой его мыслью было распорядиться, чтобы база пошла ближе к «семерке», но в то же время, как быть с другими мотоботами? Нет, менять район местопребывания базы нельзя..

— Пробуйте, — повторял Илья Ефремович, — ничего страшного. Может, просто закрутились там и забыли. Не вышли сейчас, выйдут позже.

Завлов хотел возразить, сказать, что Карпович не из тех, кто забывает о связи, если велено поддерживать регулярную связь, но промолчал. Он сам не испытывал внутренней тревоги, ему казалось, что капитан напрасно торопится. Можно было бы еще потерпеть. Можно было бы просто дождаться, когда начнут подходить с уловом боты, и больше их в море не пускать. Завлов искоса глянул на вахтенный журнал, лежавший на столике за его левым плечом, поискал запись отхода ботов от борта. Ну, конечно, через час-полтора начали бы подходить сдавать крабов. Можно было бы ждать, но… «Хозяин — барин», — подумал Валерий Иванович, испытывая легкую обиду на капитана. Уж кому-кому, а ему, завлову, мог бы объяснить, чем вызвана торопливость. Ходил-бродил по судну, вернулся на мостик — и на тебе! Хоть бы ветер чуть усилился и началась бы сильнее волна, а то ведь все тихо и спокойно, как час, как два, как пять часов назад! И в радиограмме написано, что циклон захватит район Птичьего где-то вечером.

— «Семерка», «семерка»! — заорал завлов в микрофон. — Вы слышите? Выходите на связь. Прием!

— Заговорят, — с легким раздражением сказал капитан. — И не орите так громко. Не на палубе ведь, не в шторм ведь…

И в это время прибежал запыхавшийся радист и протянул Илье Ефремовичу вторую радиограмму из Владивостока. Завлов не утерпел, через плечо капитана прочитал тревожное сообщение. Он побледнел и с уважением посмотрел на Илью Ефремовича. Он подумал: «Каким я был дураком совсем недавно, сомневаясь в его приказе». И тут пришло облегчение, ведь они не опоздали, ничего страшного не случится. Скоро подойдут мотоботы, их закрепят по бортам, и плавзавод пойдет в открытое море.

А капитан был хмурым. Он несколько раз прочитал радиограмму и вдруг резко обернулся, почти закричал, глядя на завлова:

— Немедленно наладить связь с Карповичем! Если вы это не сделаете в ближайшие десять минут, я вас…

— Я, — было начал Валерий Иванович. — Ведь не моя вина.

— Вызывайте радиотехников, — перебил его капитан, — поле «семерки» самое дальнее. Ее нужно было предупредить в первую очередь, а вы… передайте радиотехникам, почему нет с Карповичем связи? Пусть найдут причину. Иначе… — он не договорил, но завлову все стало ясно.

Трюм «семерки» был уже полностью загружен, поэтому ловцы кидали крабов или на нос, или просто сбоку стола. Их подбирали Костя с Олегом и укладывали рядами. Восемь — десять рядов выше трюма — это нормальная загрузка бота. Тогда получается общепринятый строп примерно чуть более тысячи крупного краба весом около трех тонн.

— Сколько уложили? — не оглядываясь, спросил старшина, а сам знал: пошел пятый или шестой ряд.

— Пятый, — ответил Олег.

— Добро. Значит, еще немного — и шлепаем до базы. Поднимем с десяток детей и айда!

Они подняли со дна еще четыре или пять сеток, когда Вася, стоявший на лебедке, выпрямился, сделал руками крест, крикнул на корму:

— Стоп, Серега, пересыпка!