Королевский краб

Но Катя от радости, что пришли не только деньги, но и письмо, судя по конверту толстое, немного поглупела, принесла паспорт, бережно развернула его перед дедом. Потом она несколько раз пересчитала деньги — тридцать три трешки и один рубль. По почте она получала впервые, и ее умиляла вот такая необыкновенная точность почты, вежливость почты. Принесли не извещение, а сразу и деньги, прямо домой! Она решила, что, пожалуй, почтальону следует дать немного на пиво. Вот почему она прошла в другую комнату и отсчитала там пятьдесят копеек, но по дороге не то что застыдилась, а решила быть щедрой до конца и пододвинула к деду целый рубль. Дед, которого обычно односельчане только кормили, оценил эту щедрость, но и обиделся. Сказал Кате: «Мне на почте плотють». Ему не захотелось быстро уходить, уходить, не узнав вначале того, как там живет и работает Костя. И в рубле он увидел некую символику. Как будто выходило так: сделал свое дело, получай рубль и катись, а уж этого меньше всего хотелось крайне любопытному Адаму. Из деревни Рог уезжали, уезжают, и будут уезжать, и будут возвращаться назад из райцентра, из Минска… Костя же уехал очень далеко, на карту глянешь, и то не по себе становится! И как он там, у берегов Аляски, которую по глупости продал царь американцам, или у Японии, или у Камчатки? Это интересовало не только Катю, но и всех жителей небольшого Рога, и даже председателя колхоза. Конечно, десятый год ездит на Восток баламут Федька, но Федька-человек неразговорчивый, крайне осторожный, он и жену привез с Востока, тоненькую девочку, малоприспособленную к колхозной работе и ставшую здесь, в деревне, продавщицей и законодательницей женских мод. Местные школьницы у нее вместо подруг, они только с нею обсуждают длину платьев и все поголовно ходят в кружевных, под японские, кофточках. Совсем другое дело Костя — откровенный, открытый, как ребенок, и всеобщий любимец. Когда Костя законфликтовал с председателем из-за курсов, затем уехал, большинство стало на его сторону и даже сам председатель почувствовал, как уменьшился его авторитет, как он нехорошо поступил с одним из лучших трактористов.

— Ну, как он там? — нетерпеливо спросил старый почтальон, изнывая от любопытства. Не ради ли этого он прошел десятки других адресов, чуть ли не полдеревни миновал без остановки!

Катя читала письмо чрезвычайно внимательно, каждое слово повторяла шепотом, словно проверяла слова на вкус. А они были одно лучше другого. Истосковавшийся по семье, Костя стал почти поэтом, осторожных выражений не подбирал, и оттого его жена жарко зарумянилась. Она любила его. Еще в шестнадцать лет увидела стройного парня, только вернувшегося из армии, и поняла — вот кто ее суженый. Да и он обратил на нее внимание, начал ухаживать, и стала она его женой, но за десять лет совместной жизни редко слышала такие ласковые и нежные слова, которых было так много в письме.

Костя написал письмо обстоятельное, подробное. Над ним он трудился вечерами дней десять. Излив свою нежность, он перешел к делу. Он писал, что у него отличная работа, пожалуй, не тяжелее, чем в поле, но не такая пыльная: «Все время на свежем океанском воздухе» — эти слова Костя написал несколько раз, стараясь ими подчеркнуть необычность, прелесть своей работы. Далее он сообщал, что качку переносит хорошо: на плавбазе, которая «такая огромная, как Дворец спорта в Минске», даже сильный шторм он просто не замечает. На боте, правда, другое дело, на боте будто на качелях.

Описывая свой коллектив, Костя особенное внимание уделил старшине Карповичу и его помощнику Сереге. Карпович поразил его душу своим ненаигранным спокойствием и справедливостью, а Серега — ученостью. Костя уверял жену, что Серега способен находить путь в море по звездам и по солнцу. С такими начальниками не страшно рыбачить. Единственно, кто из экипажа «семерки» не понравился Косте, это моторист Василий Иванович. Он охарактеризовал его несколькими словами: «…слабый человек. В море сухой закон, так он пьет одеколон».

В конце письма Костя дал Кате обстоятельные указания по хозяйству, главным из которых было — заколоть осенью кабанчика и купить «обормотам-сынам» зимнюю одежду, потому что неизвестно, сможет ли он осенью прислать деньги. После крабовой путины, на которой он, конечно, заработает, он решил остаться на сайровую путину, затем на селедку. Но сайра была делом не совсем верным, «на сайре бабы хорошо зарабатывают, а мужики — не очень», Вот почему хозяйственный Костя упирал на кабанчика, мясо которого следовало продать на базаре в райцентре, а сало оставить себе.