Что-то чавкнуло, и я закричал от пронзившей мою правую руку боли. Готовясь к новому удару, Му занес над головой подарочный молоток, и едва я успел отдернуть левую руку, как молоток ударил в столешницу. Правая рука так болела, что, когда я вскочил, у меня голова закружилась, но левой я успел наградить его апперкотом. Я попал ему по подбородку, однако из-за стоявшего между нами стола удар вышел слабоватый. Му нацелил молоток мне в голову, и я отскочил, а жестянщик метнулся следом, опрокидывая стулья и оттолкнув стол, так что ножки взвизгнули. Я ушел в сторону, Му на это купился, и я впечатал левый кулак ему в нос. Он что-то прорычал и опять занес молоток. В 2017 году он, может, и был жестянщиком года, а вот теперь промахнулся. Он покачнулся, и я шагнул к нему и левой быстро ударил его три раза по почкам. Му охнул от боли, а я тут же заехал ногой ему по коленке. Что-то захрустело, и я решил, что он обезврежен. Му повалился на серый линолеум и потянулся к моим ногам. Я попытался ухватиться правой рукой за плиту, однако, видать, Му своим молотком что-то мне перебил, потому что рука просто-напросто не поднималась. Я грохнулся на пол, а в следующую секунду на меня взгромоздился Му. Коленями он прижал мне руки, а рукоятку молотка вдавил в горло. Задыхаясь, я разинул рот, но в глазах уже темнело. Му приник ко мне и зашептал мне прямо в ухо:
– Ты кем себя возомнил? Приходишь в мой дом и угрожаешь мне! Я-то знаю, кто ты такой. Ты грязный безбожник с горы.
Он тихонько засмеялся и навалился на меня еще сильнее, выдавливая из моих легких последний воздух. Голова приятно закружилась – так бывает, когда лежишь на заднем сиденье и вот-вот заснешь, рядом сопит твой младший братишка, а ты смотришь в заднее стекло на звезды и слушаешь, как твои родители тихо переговариваются и смеются. И ты поддаешься и тонешь в самом себе. В нос мне просочился запах кофе, курева и слюны.
– Кривоногий, косноязычный содомит, сношатель овец, – прошипел Му.
«Так вот как, – думал я. – Вот так он с ней и разговаривает».
Я напряг живот, чуть выгнул спину, а потом разогнулся и въехал лбом ему в физиономию. И попал – кажется, по носу, как обычно и бывает, но главное, что давление на горло ослабло и воздуха хватило, чтобы накормить мышцы кислородом. Выдернув левую руку из-под его коленки, я врезал ему по уху. Му закачался, я сбросил его с себя и левой добавил ему еще. И снова. И опять.
Когда я выдохся, Му, скрючившись, лежал на полу, а по линолеуму из-под него тек кровавый ручеек, собираясь возле сиденья перевернутого стула.
Я склонился над жестянщиком. Не знаю, слышал ли он меня, но я прошептал – прямо в его окровавленное ухо:
– Сам ты кривоногий.
– Плохая новость: вероятнее всего, сустав внутри поврежден, – прокартавил Стэнли Спинд, сидя за столом. – Хорошая: помнишь, ты недавно кровь сдавал? Так вот, содержание алкоголя в крови нулевое.
– Поврежден? – Я посмотрел на средний палец, неестественно торчащий и распухший. Кожа растрескалась, а в тех местах, где она осталась целой, кожа приобрела зловещий сине-черный оттенок, наводивший на мысли о чуме. – Точно?
– Да, но я тебе выпишу направление – съездишь в город на рентген.
– Зачем? Ты же и так уверен.
Стэнли пожал плечами:
– Вероятнее всего, придется операцию делать.
– И что будет, если ее не делать?
– Тогда палец навсегда перестанет сгибаться.
– А если прооперировать?
– Тогда, возможно, сгибаться он будет. А может, и нет.
Я посмотрел на палец. Да, плохи дела. Но если бы я до сих пор работал механиком, было бы еще хуже.
– Спасибо. – Я встал.
– Погоди, мы еще не закончили, – Стэнли оттолкнулся от стола, и его стул на колесиках подъехал к накрытому бумагой столику, – садись сюда. Палец у тебя слегка выбит, надо бы провести одну процедуру.
– Это какую?
– Вправить его.
– Как-то страшновато.
– Я тебе местное обезболивание сделаю.
– Все равно страшновато.
Стэнли криво улыбнулся.
– По шкале от одного до десяти на сколько потянет? – спросил я.
– На твердую восьмерку, – ответил Стэнли.
Я улыбнулся в ответ.
Он сделал мне укол и сказал, что надо несколько минут подождать, пока не подействует обезболивающее. Сидели мы молча, но ему переносить тишину было намного проще, чем мне. Тишина словно перерастала в рев, и в конце концов я, не выдержав, показал на наушники на столе и спросил, что он слушает.
– Аудиокниги, – сказал Стэнли, – Чака Паланика. Ты ведь «Бойцовский клуб» смотрел?
– Нет. А что в нем такого хорошего?
– А я и не говорю, что он хороший, – улыбнулся Стэнли, – но мы с ним думаем одинаково. И он ясно выражает свои мысли. Ну что, готов?
– Паланик, – повторил я, вытянув руку.
Наши взгляды встретились.
– По правде говоря, в то, что ты поскользнулся, я не верю, – сказал Стэнли.
– Ясно, – буркнул я.
Я почувствовал, как он теплой рукой обхватил мой палец. И мне ужасно захотелось не лишиться этого пальца.
– Кстати, про «Бойцовский клуб», – он с силой дернул мой палец, – похоже, ты как раз на встрече этого клуба и побывал.
И правда, твердая восьмерка.
Выйдя из кабинета, я столкнулся в коридоре с Мари Ос.