Короли рая

Он моргнул и вздрогнул, когда в желтой траве слева от него сдвинулся камень. А затем увидел, что у «камня» худые, стройные плечи, напрягшиеся под взором скальда, и суженные золотистые глаза. Волк, что был похож на камень, следил за мужчиной из клочка бурой поросли, отчасти сливавшейся с его шерстью, но не скалил зубы и не рычал, и Эгиль продолжил идти, не меняя темпа. Одинокий волк не представляет угрозы, решил он, ему просто любопытно.

Немного погодя он увидел и второго. Этот выглядел не столь крупным, темнее окрасом, и галопировал на расстоянии, следя за скальдом и держась впереди, будто готовый отрезать ему путь. Словно конник, тотчас подумал Эгиль и встряхнул головой при этом сравнении. Он ощутил пот на лбу и вытер его рукавом, думая, что долгая ходьба все-таки начала выматывать.

Третий волк подобрался вплотную к скальду. Эгиль замахнулся рукой назад и вскрикнул, чтобы отпугнуть зверюгу, но когда этого не случилось, выругался и ускорил шаг.

– Приблизишься, и я достану тебя, глупая тварь, ха! Пошла прочь!

Им просто любопытно, снова подумал он, может, они еще не видели мужчину. Когда я повернусь и прикрикну на них, они рассеются как ветер.

И все-таки он пробежал немного трусцой, прежде чем стиснул зубы и остановился, нащупав железный нож на бедре и чуть не выронив его, выставляя перед собой.

– Ха! Убирайтесь к чертям! Проваливайте! – Он махал руками и кричал, и волки остановились и присели, теперь вздрагивая и рыча, но не убегая.

Он подумал о своем тисовом луке за спиной, со снятой тетивой. Скальд не мог вспомнить последний раз, когда его использовал. И у меня совсем нет стрел. Затем, без утайки: Да и стрелок из меня дерьмовый.

На его шее выступил пот и струйками стекал по груди. Собственные конечности казались слабыми и слишком длинными для его тела, словно ему не принадлежали. Он слышал о детях, которых утаскивала в лес голодная стая, но такие истории больше походили на мифы – вроде тех, что Эгиль рассказывал маленьким девчушкам вокруг очага, пока их матери поддакивали и улыбались.

– Ну же, мелкие ублюдки! – Он ткнул ножом в пустоту и подумал, что за столько времени так и не удосужился заточить его.

А затем он увидел четвертого волка в высокой траве, и пятого. Они присоединились к остальным, образовав полукруг в поле, и Эгиль впервые заметил: все они с виду здоровы и бесстрашны, упитанны и терпеливы. Может, они людоеды, задумался он в ужасе. Может, им такое не впервой.

Эгиль невесело подумал, что в тех дебрях, возможно, меньше разбойников, чем он себе представлял.

Я с криком умру в этих пастях. Меня слопают полуживьем.

Его ум лихорадочно искал какое-то решение, какую-то ловкую хитрость, которые всегда находились, когда скальд попадал в передряги раньше. Ему не убежать от волков, и они его не боятся. Ему не сторговаться, не очаровать, не успокоить и не договориться. Он снова рассек воздух ножом и выкрикнул ругательства; собственный голос казался высоким, пронзительным и незнакомым. Серо-бурый вожак, нашедший Эгиля, оскалил зубы и наконец зарычал, остальные как будто ждали условного знака.

Глаза Эгиля словно ошалели. Они метались туда-сюда от зверя к зверю и повсюду вокруг, будто в поисках какой-то новой детали, которая могла бы спасти его, и обшаривая траву, холмы, лес, небо…

Дым. Это дым? О милосердный Зиф, пусть это не будут облака.

Серая дымка плыла невдалеке над гребнем холма близ деревьев, почти скрытая ненастьем. В это время года полевых пожаров не бывает, подумал отчаянно скальд. Дым наверняка значит «люди».

Невзирая на дрожь в ногах, он увернулся от полукруга оскаленных пастей и бросился наутек.

Даже если там бандиты, которые скорее грабанут его, чем окажут помощь, какие угодно люди все-таки лучше стаи голодных волков. Он сыграет на своей лире и споет им древние легенды, и вскоре обретет братьев вместо врагов, а годы спустя расскажет историю о том, как однажды отважно встретил плотоядных волков Носса.

Эгиль бежал быстрее, чем когда-либо в жизни. Он взмахивал рукой с ножом за спиной, надеясь лишь утомить охотников и не подпускать их к себе, и молился:

Пусть эти безмозглые чудища будут настороже, Зиф, а красивые дурачки, что разожгли тот костер, никуда не свалят.

* * *