Котировка страсти, или Любовь в формате рыночных отношений

Но Карина не испугалась, а искренне расхохоталась такому методу вызова эконома. Да и сомневалась, что Фил услышит.

— Я оглохну. — Продолжая смеяться, пожаловалась она мужу, который тут же переполошился и прижал ее к себе еще сильнее. — И сока я не хочу.

— Прости. — Костя начал покачивать ее, словно убаюкивал. — Но я, как ты верно заметила, давно такой выгодной сделки не проворачивал. Имею право отпраздновать.

— Имеешь. — Согласилась Карина, продолжая смеяться, и спрятала лицо у него на плече. — Дважды имеешь право. Заслужил. — Она лукаво посмотрела на него снизу вверх, игнорируя робкие попытки опасений вырваться наружу.

Теперь расхохотался Константин. Искренне, громко и, подхватив ее, усадил Карину на край стола.

— Точно. Заслужил. — Он крепко поцеловал ее. Отстранился. Секунду посмотрел в ее глаза. — Мы оба заслужили.

Обхватив рукой ее щеку, Костя снова завладел ее губами, но уже иначе. Ласково, жадно, страстно. А она, ответив, подумала, что он прав, они оба заслужили право праздновать. Что и для нее это огромная победа над всем, что столько лет корежило ее жизнь. И Карина сделает все, чтобы научиться праздновать это настолько же искренне и открыто, как и Соболев.

Глава 35

Это был один из тех редких дней, когда никто и никуда не спешил. Даже Фил, последние две недели поставивший весь дом с ног на голову, после того, как узнал о двойне, передвигался как-то сонно и неторопливо. Хоть, нельзя было не отдать ему должное, общий комфорт, который эконом старался обеспечить Карине, от этого не уменьшился. Однако, вместо уже ставшей привычной бурной и кипучей деятельности, сегодня он ухаживал за ней неторопливо, вдумчиво и степенно.

Жара, так и не спавшая ни на градус, сказывалась и на этом парне. А сегодня было совсем тяжко — воздух, казалось, сочился, настолько высокой была влажность. И хоть небо над головой радовало глаз лазурной чистотой, всем казалось очевидным, что день закончится грозой.

Константин, как это часто теперь случалось, решил остаться и поработать дома. Но Шлепко, извещенный о намерении босса семь минут назад, еще не успел приехать. И они сидели в гостиной, делая вид, что разговаривают. На самом же деле это больше напоминало ленивую дрему, с ее стороны, во всяком случае, которую то и дело прерывали насмешливые комментарии Кости, заканчивающего читать ежедневную подборку газет. На столике, рядом с локтем ее мужа, стояла чашка кофе, подальше от Карины, которую невыносимо мутило сейчас от этого запаха. И Соболев, то и дело отпивая свой напиток, сообщал Карине последние тенденции и котировки акций компаний, к которым питал интерес. Предполагалось, что Карина должна как-то комментировать и высказывать свое мнение о том, что слышала. Но, на практике, ее участие сводилось к невнятному урчанию и вздохам, больше вызванным удовольствием, от того, что в процессе чтения Костя поглаживал и массировал ей стопы, нежели имеющим отношение к экономике.

Фил заглядывал в комнату каждые две-три минуты. Впрочем, не раздражая своим вниманием, и не маяча перед глазами, хоть и оставалось загадкой, как ему это удавалось при столь пестрой внешности. Дополнившейся, к тому же, в последние две недели, выразительной и не оставляющей пространства для двоемыслия, лаконичной татуировкой хной на выбритом затылке, в виде фразы: «Мы ждем двух!»

Когда Карина впервые это увидела, думала, что не сможет прекратить хохотать. Правда, не из-за надписи, а из-за реакции Кости. Особенно, когда Карина, сквозь хохот, заметила, что и у нее, кажется, появился «дневной муж-гей», столь популярный нынче в Америке.

Выражение лица Кости было и возмущенным, и раздраженным, и веселым одновременно. На какую-то долю секунды, она даже решила, что он Фила прибьет, или, как минимум, надает по этому самому затылку.

Однако, проявив истинные чудеса выдержки, ее муж сдержался, благодаря чему эконом выжил. Насколько Карина знала, у них потом был разговор, но ее в подробности никто не посвятил, мотивируя вредом волнений, а исходя из того, что надпись осталась на своем месте — мужчины пришли к какому-то консенсусу.

Но вот муж ее стал проводить дома куда больше времени. Нет, конечно, и дураку было ясно, что дело не в ревности. К Филу даже Отелло не стал бы ревновать. Да и Константин, вроде бы, не страдал подобным. Скорее, Карина была склонна списывать все на ту же повышенную заботу и беспокойство о ее состоянии, и реакции Карины на происходящие с ее телом изменения. Впрочем, ей даже нравилось, что Соболев почти постоянно рядом. Так ей, действительно, было проще и легче воплощать в жизнь все то, о чем она ежедневно разговаривала с Валентином. Да и постоянное удовольствие мужа от того, что Карина понемногу начинает принимать происходящее — радовало и служило великолепным стимулом.