Котовский

— Тишина, — говорил он, — она изумительна в таком громадном городе. Еще я заметил: если тишина звенит, это сигналы мозга — усталость. Тогда надо подняться, пройтись из угла в угол, сделать несколько энергичных движений, а еще лучше — распахнуть настежь окно. Все это занимает несколько минут, а мысль все работает, связывает какие-то нити, находит образы, слова… Можно приниматься за перо! Зеленый абажур, как светофор, приглашает: «Путь открыт! Двигайся дальше!» Я дружу со своим рабочим столом. Мерно отсчитывают минуты настольные часы в чугунной рамке. Они, как метроном музыканту, не дают сбиться с такта. Веточка мимозы в вазе это Надя принесла с Невского. Рядом с мимозой бокал, наполненный множеством пестрых карандашей, среди них и цветные — зеленые, красные, коричневые, они удобны для пометок, для обозначения глав, для вставок или для правки рукописи, когда уже негде вписать хотя бы одно слово, а необходимо выделить какую-нибудь мысль. Непременно купите цветные карандаши, Миша! Или, еще лучше, у меня есть запасные, я вам подарю!

Крутояров тут же помчался в кабинет, принес коробку цветных карандашей, а затем все уселись ужинать. И только тут у Миши мелькнула догадка, что Крутояров нарочно рассказывал о творческой работе, о карандашах и абажуре, чтобы избежать банальных восклицаний по поводу выхода Мишиной книги: «В добрый час!», «Лиха беда начало!», «От души поздравляем!» и все в этом же роде. За ужином больше говорили о том, что у Надежды Антоновны плохой аппетит, что севрюгу купили в Елисеевском очень удачную, что, пожалуйста, передайте мне соль и что надо улыбаться, когда передаешь соль, иначе может произойти ссора…

Надежда Антоновна нашла все же неудобным ничего не сказать о выходе книги, об ее авторе.

— Приятная книга, — просто и доброжелательно промолвила она. — Вам нравится писать короткие рассказы? А нет желания попробовать силы над чем-нибудь монументальным?

— Роман! Роман! Обязательно надо писать роман! Сейчас время больших полотен! — воскликнул Крутояров.

Маркову нравилось, что его не похлопывают по плечу, не корчат из себя наставников, покровителей, а разговаривают как с равным. Вообще Маркову сегодня нравилось все: и Крутояровы, и гордая за своего Мишу Оксана, и севрюга горячего копчения, и крепкий, «по-крутояровски» чай.

Когда уже прощались и желали друг другу спокойной ночи, Крутояров объявил:

— Вы так просто, молодой человек, не отделаетесь! Что это? Человек выпустил книгу, а все ограничится холодной севрюгой и чаепитием? Нет, нет, мы отправимся всей честной компанией в самый шикарный ресторан и будем пить шампанское! Возражений нет? Принято единогласно!

3

— Орешникова знаете? — спросил Крутояров Мишу на другой день.

— Орешникова? Нет, не встречал.

— Как же так? Он говорит, вы в плен его брали.

— Я?!

— Не вы лично, но котовцы.

— А! Тогда другое дело! Может быть. Мы многих брали в плен… из тех, кто оставался в живых.

— Встретил его сегодня. Да разве вы его не знаете? Такой симпатичный, с усиками.

— С усиками? — силился припомнить Марков, но ничего не припоминал.

— «Как! — говорит. — Из бригады Котовского? И книгу выпустил?!» Одним словом, пришлось его пригласить. Так что вы того… надпишите ему книжечку и преподнесите. Зовут его Николай Лаврентьевич.

— А куда вы его пригласили? — все еще не понимал Миша.

— Как куда! Вот это вопрос! Пригласил в ресторан «Кахетия». На дружескую встречу по случаю выхода вашей книги. Чего вы таращите на меня глаза? Имейте в виду, что все дальнейшие книги, какие вы издадите, будут просто книги, а эта, одна эта — первая! Григорию Ивановичу, надеюсь, послали?

— Нет. Хочу сам отвезти.

— Одобряю. Непременно отвезите. Если не возражаете, и я с вами увяжусь.

— Вы? Неужели?! Вот было бы расчудесно! Только вряд ли вы соберетесь…

— Соберусь, вот увидите — соберусь. Вы меня не знаете, Михаил Петрович, я прирожденный бродяга, страшный непоседа и легок на подъем. Я вот скоро вообще из Питера уеду, подамся в Москву.

— Как?! — испугался Марков. — Совсем?

— Совсем. А вам эту квартиру оставлю. Чем плохо? И вид на Неву, и вообще. Но это пока лишь в проекте. Так не забудьте о сегодняшнем. Думаю, все гуртом и отправимся. Орешников спрашивает, когда, я отвечаю, что часов в девять вечера. «Двадцать один ноль-ноль, — повторил он на свой лад. Буду точно». Стало быть, и нам нельзя опаздывать.

«Кахетия» находится на Невском, рядом с Казанским собором. Вход ярко освещен, три ступеньки вниз — и вы оказываетесь в своеобразном помещении: сводчатые потолки, стены расписаны масляной краской, ковры, картины, люстры, задрапированный яркой материей помост для оркестра и сольных выступлений, на помосте рояль.

Оказывается, под руководством Надежды Антоновны Оксана сшила специально к сегодняшнему вечеру платье — голубое, шелковое. Оксана как облачилась в него, так даже походка у нее стала другая и вся она стала непохожей на обычную Оксану. Марков смотрел восхищенно, растерянно. Грызла совесть: как это он первый не догадался, что Оксане следует сшить новое платье, ведь додумалась же сделать Надежда Антоновна?!