Муратов усаживает Настю ближе к столу. А я не такой галантный, сука. Я сам сажусь ближе. Между Настей и мной едва ли есть полметра… Она отворачивается к нему. Волосы классически собраны наверх, и я вижу ее обнаженную красивую спину, я помню как целовал ее… вкус… нежный бархат кожи…
Плавные движения лопатками и жемчужные нити, оформляющие вырез на спине до самых ягодиц двигаются, завораживая меня.
Отворачиваюсь. Смотрю перед собой. Все мелькает в красно-белых тонах — и театр и Татьяна, но я слеп.
Перед моими глазами образ роскошной Анастасии в вечернем платье. И всё…
Воздух кипит в моих лёгких. Как неожиданно больно это всё цепляет! И так же неожиданно от себя мне хочется мазохистки быть к ней ближе, раскачивая эту боль. Доводить её до апогея.
Как ты смела мне обещать, а?!..
Машинально, чтобы оправдать то, что сел не по этикету, разливаю в бокалы шампанское.
Муратов говорит по телефону. Свет гаснет.
— Шампанское, Анастасия? — протягиваю ей, глядя в глаза. — Или, может, мартини? Мы празднуем или грустим?
Молча забирает из моих рук протянутый бокал.
— Может, что-то хотите еще? Мне сказать… — добавляю тише.
— Нет. Не хочу… Предложите Татьяне.
Мда…
Разворачиваюсь.
— Мартини? Шампанское?
— Осторожнее, товарищ майор…
— Ты о чем?
Стреляет глазами на Настю.
— Untouchable…
— Да-а-а? — перекашивает меня от яда.
Неприкосновенная, значит.
Татьяна предупреждающе качает головой, глядя на сцену.
— Шампанское, — чуть громче добавляет с натянутой улыбкой.
Звучит последний звонок, мы погружаемся в темноту.
На сцене начинается действо…
Агонизируя от близости с Настей абсолютно не вижу спектакля. Галстук душит, ремень давит, в ложе душно… Радует только коньяк! Он, обжигая рот каждым глотком, на несколько мгновений возвращает меня в адекват.
Я горю от ревности, понимая, что их руки соприкасаются на мягком широком подлокотнике. Вспоминаю, как он наглаживал её кисть, когда она держала его под руку. Я уверен, наглаживает и сейчас! А если немного отпустить фантазию — что и как налаживает он ей наедине, то совсем можно двинуться.
Невеста, да?..
Оттягиваю душащий меня галстук и смотрю на ее кисть. На указательном мелькает кольцо с крупным камнем. Я не помню этого кольца…
Жених презентовал?
Настя медленно ставит бокал на столик. А я залпом допиваю свой. Второй. И тоже ставлю рядом.
Перехватываю её холодные пальцы, неласково их сжимая. Дергается! Но я не выпускаю. Увожу наши сомкнутые кисти в узкий проход между нами.
Настя нервно ерзает на кресле.
Неловко тебе?! А там, в поезде, ловко было мне в глаза смотреть и любимым называть, зная, что вернёшься к своему Муратову?
Вот и сейчас переживешь!
— Настя… — слышу шепот Муратова. Он что-то говорит ей, она наклоняется. Наши руки натягиваются. Сжимая ее кисть жестче, я, теряя над собой контроль, нахально оттягиваю её за руку.
Садится прямо. Телефон в руках Муратова мерцает на беззвучном режиме. Шёпотом извинившись, он шепчет ей: «я минут на двадцать» и выходит.
Настя поворачивает лицо.
— Больно, Сергей Алексеевич, — шёпотом и дергая свои пальцы.
— Согласен… больно.
Извернувшись, с силой выдергивает всё-таки пальцы.
— Татьяна, — поворачиваюсь к спутнице. — У меня просьба: прямо сейчас прогуляйся… до дамской комнаты. Мне нужен тет-а-тет…
— Вы — смертник.
— Не преувеличивай.
— Я предупредила.
Бесшумной тенью покидает ложу вслед за подполковником.
Моя тахикардия зашкаливает. Я облизываю пересохшие губы.
Словно почувствовав, что я на грани, Настя подлетает на ноги, пытаясь тоже смыться. Но я оказываюсь быстрее, преграждая ей выход из ложи. И мы сталкиваемся… В моих глазах темнеет.
— Ну, здравствуй… любимая, — хриплю я сдавленно.
Нахуй было бегать? Поговорили бы спокойно, вдвоем. Теперь вот так!
— Господи… — дрожит ее голос. — Откуда ты взялся?..
— Ты думала, я тебя не найду? — усмехаюсь я горько. — Наивно. Ты забыла, кто я?
Нет, в моей груди больше не порхает, и голова моя не кружится от её близости. Мне больно, твою мать! Больно! Душно! Изнутри меня рвётся бешеный зверь, который хочет порвать всех тут к чертям. И её тоже. Её — в первую очередь!
— Я думала… не станешь. Зачем?
— Зачем? Ах да. Случайный секс. Делов-то… Часто практикуешь?
— Перестань! — отворачивается.
За локоть рывком разворачиваю к себе.
— В глаза смотри! Замуж, короче, выходишь, да?
Поднимает на меня взгляд. Выпрямляет спину.
— Да!! — тихо и зло рявкает мне в лицо. И ее голос просаживается. Просаживается на такую отчаянную горькую ноту в конце… Задохнувшись сжимает губы.
Что меня ломает от плещущейся в груди нежности к ней густо смешанной с ненавистью. Я теряю контроль над чувствами, не понимая бить по ней или умолять её… спасать ее… что?!..
В ярости перехватываю её за шею сзади, прижимая лицом к себе.
— Настя… ты что… зачем?… — задыхаюсь я, ласкаясь своей щекой об её висок.
— Всё! Пожалуйста! Стоп!! Забудь!
Отталкивает руками в грудь.
— Я не знаю Вас, Сергей Алексеевич, — берет себя в руки. Голос — лёд!
— Мм… — отстраняюсь я.
И вот дальше всё решается очень просто. Есть эта Настя, а есть та, моя. Если я поверю этой, значит, моей больше не существует. А я не могу её похоронить… Не могу!!
И поэтому…