Красные озера

– Жалко, – пояснил он, поравнявшись. – Запрут в больнице, а там у людей счастье разве? Потому и без врача. Оно, знаешь, на людей-то если посмотреть, которые умом тронулись – так аж сердце кровью обливается. И что, наш Лука будет сиднем сидеть в какой-нибудь замызганной палате под уколами и слюни пускать? Не дело это. Да он, может, оклемается еще, – старик прокашлялся, посмотрел себе под ноги, с сожалением отметил, что валенки его, не предназначенные для слякоти, понемногу размокают и приходят в негодность, и сказал: – Вообще как ведь в жизни бывает! По молодости-то они оба в Тамару Колотову влюблены были. Хотя сейчас она Радлова, конечно. Так она пока с Лукой встречалась, Лука шибко к Лизавете прикипел – своих-то детей не было у него еще. Тома, конечно, у нас баба практичная, выбрала мужика более состоятельного. Петра то бишь. Так ведь Петр как хорошо себя повел тогда! Луку понял, принял, разрешил с падчерицей водиться. Конечно, он ужо раз прикипел, и ребенок к нему тянулся, так чего разлучать? Только не каждый бы так смог. Да и Лука обиду не затаил ни на кого. А потом они такие друзья хорошие стали! – Матвей присвистнул, как бы демонстрируя, насколько это удивительно. – А ведь разные совсем, ага. Лука – он, знаешь, готов для всех людей… для всех.., – старик не сумел подобрать слов и неуклюже подытожил: – В смысле, на благо. Петр не такой, у него всегда все рассчитано, всегда все для своих…

– Да разве же это плохо? – Ирина чуть заметно усмехнулась, вроде как с горечью. – Своим тоже помогать надо.

– Я не говорю, что плохо. Мы ведь без него зиму бы не пережили. И хоть бы поблагодарил кто! Так нет, воровать начали в открытую! Мол, просить им не хотелось. Как будто он помогать должен, коли не просят. Вообще-то когда всё только для своих, так и хозяйство хорошо устроено, и сам прочно на ногах стоишь. Так что я не ради осуждения. Я к тому, что характеры у них с Лукой разные. А дружба, вишь, крепкая.

Некоторое время шли молча. Ира смотрела себе под ноги и пыталась не увязнуть каблуками в грязи. Матвей разглядывал таблички на редких могильных крестах и промерзшую плесень на этих табличках. Потом он вдруг оживился и спросил:

– Андрей вчера приехал, слыхала?

– Что? Нет, – неуверенно ответила женщина, отвлекаясь от каких-то своих размышлений.

– Под вечер ужо, после тебя. Машину себе купил! Красивую такую, да только на ней в наших местах хрен проедешь. Дом, говорит, продам и насовсем уеду, ага. А я не пойму никак, кто у него тут дом купит, кому тут жить-то захочется.

– Никому не захочется, – согласилась Ирина. – Но уезжать надо.

– Вам, молодым, и вправду надо, нечего тут делать. Умирает поселок. Лука раньше – давно еще, когда Петр только медь нашел – убеждал всех, будто завод нас спасет. А завод только добьет то, что и без него гнить начало. Ты сама-то как? Планируешь обратно в Город?

– Ой, дед Матвей, не знаю. Все мои деньги у матери, без них никак не обустроиться там. Поживу пока у брата.

– Ага, – задумчиво и невесело протянул Матвей. – Этот хмырь пьяный-то и убить может, и не посмотрит, что сестра. Хочешь – у меня живи! Вторую комнату разгребем, я просто в нее не захожу. Ну старый я, не хватает сил за целым домом следить! Так я ее запер от греха подальше. А вообще можно прибраться и живи, сколько влезет!

– И не боитесь, что кто-нибудь что-нибудь нехорошее подумает? – поинтересовалась Ира и выдавила из себя наигранный смех.

Старик громко, до хрипоты, расхохотался, вытер выступившие слезы и сказал:

– Я тебя умоляю! Мне слишком сильно за семьдесят, чтобы кто-то что-то подумал.

– Спасибо, дед Матвей. Но не хочется мне вас напрягать.

– Дело твое, конечно. Только я ведь по-доброму предложил, зря ты разволновалась.

– Да с чего бы мне волноваться? – вновь наигранный смех.

– Вот чего не знаю – того не знаю. А только у тебя с юности еще черта: ты, когда нервничаешь, всегда на «вы» перескакиваешь с теми, кто старше. Я и говорю, что если ты чего плохое подумала – то зря.

Женщина смутилась и промолчала. Вскоре они попрощались: Матвей отправился к Инне Колотовой, которую часто теперь навещал, потому что старуха хоть и сварлива, а все же есть, с кем побеседовать; Ирина пошла в сторону неприбранной шаловской избы.

Бориска с рябым всю ночь кутили на полученные за проживание триста рублей, потому теперь спали – сам Бориска примостился в углу и издали был похож на опрокинутый пыльный мешок, а его собутыльник рухнул головой прямо на стол да так и отключился. По столу под его помятой физиономией растеклась бурая лужица – Ира поначалу решила, что это рвота, но, подойдя ближе, различила запекшуюся кровь.

Она громко ахнула от испуга, тут же зажала себе рот руками и заозиралась по сторонам, вроде как в поисках подмоги. «Он что… умер?» – подумала женщина с ужасом, затем склонилась над сидящим трупом, почти сползшим под стол, и ткнула его пальцем в плечо. Одежда оказалась сырая, плоть под ней противно продавливалась.

Впрочем, труп почти сразу застонал, развернул голову боком и невнятно, пуская слюни, прошипел: