Крепость Бреслау

Не успел даже предпринять попытки ответа на этот странный вопрос, когда он услышал шаги, которые загрохотали на лестнице в подвал. Мок закрутил керосиновую лампу и достал «вальтер». Шаги стали неуверенными и остановились под его дверью.

— Капитан Мок, вы там? — в темноте раздался ломающийся мальчишеский голос.

— Да, — передохнул Мок и зажег фитиль лампы. — Входи, Артур!

Малыш Грюниг проскользнули внутрь.

— У меня для вас письмо. — Он подошел к клетке и с любопытством посмотрел на другую красноглазую самку, которая хотела выкрасть одного из маленьких крысят из гнезда своей подруги. — Моя сестра сказала, что никогда в жизни не касалась крысы. Что они отвратительны.

— Ты тоже так считаешь? — спросил Мок, открывая конверт.

Письмо, к счастью, было написано по-немецки, и Мок не должен был идти с ним наверх, в свой кабинет, чтобы трудиться там с тяжелым, двухтомным латинским словарем Джорджеса.

— А потому, что я знаю, — прошептал мальчик и присел у клетки.

Уважаемый капитан Мок, определение мною сознания человека как «cultor doctrinae paganae» означает именно то, что вы предполагаете. Он неоязычник, последователь прагерманского политеизма. Ритуалы, в которых он участвует, часто имеют оргиастический характер. Больше я ничего не могу сказать об этом. Как и вы, я очень удивлен, что он читал Библию в больнице. Может, он обратился?

С уважением, профессор Рудольф Брендел, доктор философии

— Что ты сказал, Артур? — спросил Мок после прочтения письма.

— Не знаю, — ответил малыш.

— Ну давай же! Что-то о своей сестре! — настаивал Мок.

— Ага, я уже знаю, что она ненавидит крыс. — Мальчик продолжал смотреть на красноглазую самку, которая бегала вокруг гнезда с розовыми малышами.

— Послушай меня внимательно, Артур. — Мок положил руки на плечи мальчика и повернул его к себе. — Ты единственный мой друг в этом городе, понимаешь? Ты поможешь мне?

— Да.

— Хочешь получить настоящий пистолет? — спросил Мок, улыбаясь немного сбитому с толку мальчику. Потом вытащил «вальтер». — Этот вот. Хочешь?

— Ну конечно! — У мальчика загорелись глаза.

— Ну, тогда слушай меня внимательно, — сказал Мок и начал внушать мальчику на ухо точный план действий, рисуя палкой какие-то загогулины на пыльном полу.

Артур Грюниг слушал очень внимательно, не прерывая наблюдения за крысами. Особенно его удивил медовый самец, который упирался лапами в прутья клетки и кивал головой направо и налево.

Бреслау, четверг 5 апреля 1945 года, полночь

Мок лежал на кровати в спальне и пытался заснуть. Несмотря на одолевающую усталость, ему все равно это не удавалось. Он хорошо знал причины своей бессонницы: в его теле отзывались какие-то неизвестные и до сих пор скрытые боли, а страх за Карен разрастался и с каждым днем охватывал все новые и новые части мозга. Никто ее нигде не видел.

Каждый качал головой, глядя на фотографии, на которой улыбающаяся женщина в летнем платье стояла на террасе японского домика в Шайтниг-Парке и поднимала большим пальцем цепочку, демонстрируя в объектив красивый кулон: качали головами врачи, члены команд, поджигающих дома, и солдаты, которые охраняли аэропорт в Гандау, не видели ее молодые вольксштурмовцы, ни даже иностранные работницы, бродящие каждый день по остаткам старого великого Бреслау. Ни в одном бункере и ни в одном убежище было никого, кто бы видел эту женщину со счастливой сияющей улыбкой, украшенной золотой цепочкой и порцией воскресного мороженого у Андерса.

Ни один из этих людей не видел служанки Моков, Марты Гозолл, но тут некоторые голоса приносили Моку надежду. Всегда наступал однако болезненная профессии, что, впрочем, капитан совсем не удивился — в конце концов, не располагал фотографией Марты, а его устному описанию соответствовали тысячи женщин. Прошло уже почти две недели с тех пор, когда она перезарядилась к ней ненавистью, а потом взорвался ядом в прихожей их общей квартиры.

Никто из этих людей не видел также служанку Моков, Марту Гозолл, но здесь некоторые голоса приносили Моку надежду. Однако всегда следовало мучительное разочарование, чему, впрочем, капитан нисколько не удивлялся — ведь он не располагал фотографией Марты, а его устному описанию могли соответствовать тысячи женщин. Прошло уже почти две недели с тех пор, как он зарядился к ней ненавистью, а потом взорвался ядом в прихожей их общей квартиры.