Капитан Макс Александров припарковал машину, когда было уже почти девять вечера. Едва зайдя в подъезд, почувствовал тонкий, уже почти растаявший шлейф аромата тушеного мяса. И чем выше он поднимался в лифте, тем отчетливее к аромату добавлялись все новые оттенки. Лавровый лист. Круглый черный перец. Лук. Чеснок.
Макс отчетливо понял, до какой степени голоден и с тоской вспомнил, что после того, как они вышли от Марии и Леонида, Аделия отправилась в налоговую и предупредила — будет поздно. Значит, божественный аромат — не по его, не обедавшего следователя, душу, а его ждут в лучшем случае макароны с сосисками или пельмени. «Что тоже неплохо», — успокоил он жалость к своей реальности.
Но когда распахнулись створки лифта, аромат тушеной говядины стал еще ярче, а надежда, что Аделия не ходила ни в какую налоговую и замутила вкусный ужин, заставила ускорить шаг. Открыв дверь своим ключом, Макс зажмурился — вот оно, его счастье, источает божественный аромат.
— Я дома! — крикнул Макс, притворяя за собой дверь и на ходу стягивая куртку. — Адель…
Из ванны доносился плеск воды, а к аромату ужина добавлялась косметическая отдушка — Аделия принимала ванну. Макс подошел к двери, постучал:
— Адель, я дома, ты еще долго? А то я умру от голода или захлебнусь слюной, а страна останется без кадров.
Плеск воды не прекратился, но дверь приоткрылась и из нее показалась кудрявая голова Аделии.
— А это тебе! — и она распахнула дверь.
Макс заглянул внутрь и на мгновение онемел: его ожидала пенная ванна, свечи и бутылка вина в ведерке с ледяной крошкой. Он сник, перевел взгляд на супругу:
— У нас сегодня важная дата. — Он пытался вспомнить, какое сегодня число, и что он пропустил, уже заранее ругая себя за невнимательность и краснея от неловкости.
Аделия быстро кивнула и тут же отрицательно покачала головой. У Макса отлегло от сердца, но тайны он не любил, а еще меньше — вытягивать их из Аделии. Что там говорить, нервы у нее были крепче, а затейливость выше. В этой битве он заранее проигрывал. Всегда.
— Так да или нет? — Он шумно выдохнул и посмотрел мрачно: суровый взгляд голодного мужа должен был пробудить в жене хоть какое-то сочувствие.
— Нет, не дата. Но может и дата, — Аделия закусила губу, — но я тебе пока не скажу. Но хочу, чтобы ты порадовался.
Макс покачал головой, вздохнул:
— Я не умею радоваться тому, чего не знаю. Ты вышла в прибыль в своей конторе?
У Аделии вытянулось лицо, губы сомкнулись в тонкую линию, а взгляд стал колким — будь он иглой, пронзил бы Макса насквозь. И поразил молнией. Макс поднял вверх руки, заранее сдаваясь:
— Все, гадать не буду, спрашивать тоже. Когда решишь, расскажешь… — и он сложил ладони в молитве: — Можно мы уже пойдем ужинать?
Аделия была предупредительна и покладиста. Когда Макс утолил первый голод — а мясо было восхитительно и буквально таяло во рту, оставляя тончайшее и пряное послевкусие на языке — он стал с подозрением поглядывать на супругу: Аделия не выглядела виноватой, но определенно что-то от него хотела. И иногда, отвернувшись, задумчиво улыбалась собственным мыслям.
— Ты мне так и не расскажешь, в связи с чем у нас сегодня праздник?
— Это не праздник, — обиделась Аделия. — По-моему, я тебя всегда вкусно кормлю…
— Всегда, согласен. Но в совокупности с ужином, пенной ванной, вином и загадочным видом, это все выглядит подозрительно. Говори, что надо…
Он сложил руки перед собой с видом следователя, готового принять признательные показания — улыбался выжидательно и ободряюще.
У Аделии забегал взгляд. Она переплела пальцы и положили руки перед собой, невольно повторив позу Макса. Заметив это, смутилась еще больше.
— Аделия? — Макс чуть склонил голову к плечу и улыбнулся угрожающе.
— Погоди. Я не готова… И пообещай, что не будешь смеяться! — она уставилась на него с вызовом.
«Всё, капут тебе, дорогая!», — решил Макс, но вслух поднял вверх руку открытой ладонью к супруге и проговорил:
— Обещаю.
Аделия не видела, как он скрестил пальцы на другой руке, еще немного поерзала на стуле, прикусила губу и, наконец, выпалила на одном дыхании:
— Я звонила Анне и она сказала, что на Регину было совершено нападение.
Она замолчала, а Макс помрачнел. И, очевидно, у него это вышло вполне убедительно — Аделия сникла, побледнела:
— А что? Нельзя было? Я думала, мы напарники…
— Если я взял тебя к Марии, это еще не означает, что мы стали напарниками, — отозвался Александров. — У следователя не бывает напарников. Ты насмотрелась импортных детективов…
Он был зол, зол всерьез, и Аделия растерялась.
— Но я… я ведь немного знакома с Анной. Почему я не могу ей позвонить, как подруга?
— Потому что если ты ее подруга, то я должен передать дело другому следователю. Это называется личная заинтересованность.
— Но почему?
— Потому что через тебя может оказываться давление на следствие, — он поставил локти на стол. — А это недопустимо… И что ты узнала?
У Аделии округлились глаза, открылся рот, а вид стал окончательно растерянным и несчастным. Макс пояснил: