Все у меня внутри перевернулось. Кровь бросилась к голове. Нет, все-таки доведет меня этот Дьявол до инсульта. Не человек, а прямо бес какой-то. Видно, маразм во мне расцвел пышным цветом, если я, зная его уже два года, позволяю так беспардонно водить себя за нос!
Единственный подозреваемый... Нет ему спасения... Надо бы перевести в больницу... Ах, чтоб тебе пусто было!!!
— Дайте воды или чего-нибудь такого... — промямлила я. — Можете уже ничего не скрывать. Расскажите все как есть. Понимаю, этот сюрприз был рассчитан на меня.
— Что вы говорите?! — в ужасе вскричал Збышек и бросился за водой. — Значит, речь шла о вас? — продолжал он, вернувшись. — Никогда бы не подумал! Пан Войтек просил меня помочь, я так понял, что кто-то пытается переключить их подозрения на меня и надо усыпить его бдительность. Мне предложили затаиться, будто бы меня нет дома, не подходить к телефону, не открывать дверь. А я очень кстати оказался на больничном. Но сегодня, перед вашим приходом, пан Войтек позвонил, сказал, что можно уже не прятаться, вот я и открыл вам дверь. Я-то считал, что сижу тут для пользы дела. Но чтоб сидеть под арестом?.. Пани Иоанна, я вас как-то подвел? Если да, то простите меня великодушно!
— Ничего страшного! Ох, голова кругом идет. Нет, каков фрукт, а? Сил моих больше на него нет!
— Что вы, пан Войтек милейший человек! Я только с ним и отводил душу, у нас был условленный телефонный звонок и стук в дверь. А вы думали?..
Злобствуя в сердце своем, я доложила Збышеку, что ему сейчас полагалось бы коротать время в тюремной больнице, в состоянии, близком к самоубийству. Збышека это очень развеселило.
— Состояние у меня, конечно, было преотвратным, такое несчастье кого угодно подкосило бы, но сейчас мне гораздо лучше.
— Уж я с ним потолкую... А вас, пан Збышек, очень прошу: настройтесь на поиски того маляра, а то они вот-вот и его захомутают. Мне маляр позарез нужен.
— Да-да, конечно, поищу... У меня внутри еще все кипело, когда я вернулась домой и позвонила Михалу.
— Послушай, — сказал Михал, — что за первоапрельские шутки насчет Алиции? Гуннар вообще играет в молчанку, впрочем, мы с ним почти друг друга не понимаем. Кто у вас там дурака валяет?
Я уже и без того была на взводе, когда решила обсудить с Михалом наши весьма сомнительные дела, а тут он еще меня с места в карьер Гуннаром добил. Почему это он играет в молчанку, обиделся на Алицию, что позволила себя убить?
— Не возьму в толк, — раздраженно сказала я. — Его должны были известить родные Алиции.
— Так, значит, это правда?!
— Абсолютная. Я свидетель. Алиция погибла, ее убили — чем-то странным, не знаю, как это и назвать, на следующей неделе я выезжаю в Копенгаген, поговори с Гуннаром, может, он приедет на похороны.
Кстати... когда, собственно, похороны? И что там за сложности с телом?..
Михал на другом конце провода молчал, видно, никак не мог прийти в себя. Но мне некогда было его утешать.
— Отзовись наконец! Ты что-нибудь уладил?
— Погоди! Когда погребение?
— Точно не знаю, скоро.
— Может, еще успею. Алиция погибла, Боже мой! Значит, собираешься приехать? И мне не придется больше строить из себя идиота в этой вашей прачечной?
Я еще сильней разнервничалась.
— Куда ты успеешь? Ты был в прачечной? Ну и как?
— На похороны, может, успею.
— Михал, учти, я тут оказалась замешанной в преступлении, так что отвечай членораздельно, а то меня удар хватит.
— Не хватит, сама говорила — давление у тебя пониженное. На этой неделе я возвращаюсь. В прачечной был. Ваших благодетелей нет, уехали в свою летнюю резиденцию, консьерж никого не впускает. Везде закрыто на ключ. Один раз меня впустил, так ходил по пятам и все через плечо заглядывал. Вещи как стояли, так и стоят, но не буду же я на его глазах взламывать! Не знаю, в курсе ли насчет прачечной Гуннар, он куда-то отлучался, вернулся вчера. Я так понял, что надо помалкивать?
— Теперь уже все равно. Ну ладно, не ходи туда больше. Только бы нам не разминуться, нужно кое-что вместе уладить!
От известия о добросовестности консьержа и возвращении Михала на душе у меня стало чуть легче. Можно будет перед моим отъездом обсудить с ним нашу проблему в человеческих условиях.
Потом я позвонила сестре Алиции — узнать про похороны.
— Безобразие! — бушевала она. — Столько времени, что они там с нею делают? Неслыханно!
Я поехала за Дьяволом. Собиралась объясниться по поводу Збышека дома, но не хватило выдержки. Высказала ему все, как только он сел в машину.
— Милая моя, — самодовольно объяснил он, — сама знаешь — иначе на тебя управы не найти. Или его надо было и впрямь арестовать?
— Мог бы сказать правду!
— Не мог! Будь Алиция хоть на грош запятнана, ты бы костьми легла, чтобы стереть все улики с лица земли. Эх, дождусь ли я когда-нибудь такой же преданности! Вдобавок требовалось вытрясти из тебя все о колбасе, я же не знал, что ты там написала Михалу. По-моему, пребывание Збышека в больнице пошло тебе только на пользу...